Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших
Шрифт:
* * *
Трогательные образы, обращаясь к природе, находят люди для своих малышей. «Спит как сурок», — скажет мать о спокойном своем сынишке. «Ну, ежик, не ершись, будем купаться», «Воробушек ты мой…» Повзрослевшего будут ласково называть Зайчик, а проказницу дочку — Стрекоза. Все точно, все в соответствии с обликом и повадками братьев наших по жизни.
Увы, не из всех Зайчиков и Стрекоз вырастают Орлы и Лебедушки. Бывает, глядя на человека, вспомнишь вдруг индюка, шакала, жука, барана или вдруг скажешь: «Ну и гусь…» Се ля ви!
Фото автора. 23 февраля 1996 г.
О
(Окно в природу)
В детстве на рыбалке, когда добыча срывалась с крючка или, хуже того, уходила уже из рук, мы считали: «Ну все, теперь плотвица расскажет, что мы тут сидим, и клеву конец». Вспоминая счастливое время детства, я улыбался наивным толкованьям того, что видели мы на речке, в лесу, на лугах. Но вот читаю недавно: «Погибающая плотва пищит, и чем она крупнее, тем сильнее пищит… Крики боли издают лещи, осетры, угри и сомы». Это исследования с записью рыбьих голосов на магнитную пленку. Выходит, в детстве, на свой манер толкуя поведение рыбы, мы почти что не заблуждались — плотвица могла «сказать», что ей больно, что тут опасность. То же самое предсмертным криком говорят заяц, скворец и другие (особенно стадные) животные.
Это их последняя услуга сородичам. Человек то же самое делает осознанно, осмысленно: «Ребята, спасайтесь — опасность!» Но тот же самый сигнал может прозвучать неосмысленно и короче, «на животном уровне». Помню свою почти нос к носу встречу с медведем. Я дико, как заяц ночью в когтях у филина, заорал: «А-а!!!».
Услышать меня никто не мог, и все же стихийно, неосознанно крик бедствия прозвучал. Так первобытные наши предки сообщали сородичам об опасности. Позже в человеческом мире этот крик стал служить призывом о помощи. И у животных сегодня это не обязательно сигнал «разбегайтесь!»: на отчаянный рев медвежонка, презирая опасность, бросится медведица-мать.
Человеческий язык сложен, он отражает громадный психический мир, неимоверное количество информации, жизненный опыт, на нем можно выразить абстрактные мысли, можно фантазировать, человеческий язык способен иметь подтекст — дополнительный смысл, иносказание; поэтический строй языка достигает глубин человеческого сознания. Животным это неведомо. Язык у них прост и конкретен. Для нас в нем кое-что ясно, но много и скрытого.
Считалось, например, что рыбы немы, а они еще как говорят! Современная техника позволяет их слушать. Недавно в Японии изобрели приборчик для рыболовов — облегчать поиск рыбы. Но неожиданно стали этот прибор покупать и просто любознательные люди — «интересно, что там происходит в воде».
У человека главную роль в языке играет звук или знаковые изображения слов на бумаге, на экране компьютера. Жесты, мимика — средства не главные. А посмотрите, например, на собак. Вот встретились во дворе две незнакомые. Виляют хвостами — «приветствую, рад познакомиться», обнюхали друг у друга нужное место, дружелюбно гавкнули. Пол, здоровье, намеренье, место, где побывали, и еще кое-что сказали друг другу псы запахом, жестами, мимикой, голосом. Ворона низко пролетела над двором с истошным воплем «ка-арр!..». Псы уже знают: так кричать ни с того ни с сего ворона не будет, что-то есть необычное. И впрямь, по крыше старого двухэтажного дома шествует мартовский кот. «Надо же!» — псы дружно залаяли, выражая свое отношение к не совсем обычному факту.
Беседуют
* * *
Все животные нуждаются в «разговорах». Все это требует какого-то языка. И он понятен не только «своим», но и рядом живущим соседям. Вот кричит, кувыркается в небе ворон — подает знак своим: «Есть много еды. Сюда!».
Но этим заинтересуется и лиса, волк, росомаха. Вскорости мы могли бы их обнаружить возле павшего лося. Прокричала сойка или сорока — весь лес навострит уши: это сигнал тревоги, опасности. Заяц истошно заорал ночью — все знают: попался кому-то на зуб или в когти.
Много взаимно приятной информации, выраженной в разной языковой форме, распространяется под пологом леса. Все замечается и «фильтруется» по степени важности. Ревет в сентябре лось. Приглушенный стонущий звук сильно заинтересует соперника-лося, лосиху, ну еще волка, остальные и ухом не поведут, их этот страстный стон никак не касается. Обычным маршрутом низко над лесом снижается самолет.
Все спокойны — привыкли, знают: в этом звуке опасности нет, но если умолк вдруг монотонно гремевший кузнечик, лисица, заяц, кабан сейчас же насторожатся: что это значит?
* * *
У животных любого отдельного вида — свой язык звуков, жестов и запахов. Упомянутому кузнечику немного надо сказать соплеменникам. «Я здесь!» — это и все. Но как настойчиво, как призывно звучит эта летняя погремушка: «Я здесь!». То же самое хочет сказать дятел, устраивая из сухого сучка музыкальный инструмент: «Я здесь! Я жду тебя!». И так у многих голосистых и безголосых — «Я здесь!». Зайцы ногами о землю выколачивают этот призыв, лягушки в пруду, жаворонок в небе, кукушка в лесу, жучки-червячки в древесных ходах головкой стучат о стенки — «Я здесь!». На всех языках звериных и птичьих этот призыв — главный после сигнала опасности.
У живущих группами, стаями и стадами на разные голоса звучит приглашенье: «Сюда! Есть корм!». Ну а далее, по мере сложности жизни каждого существа, усложняется и язык.
В сигнале опасности у сусликов и сурков наблюдаем уже оттенки: «Опасность сбоку!» (лисица, волк, росомаха). «Опасность сверху!» — орел. Даже у курицы семь разных сигналов, означающих характер и степень опасности. От одной надо просто насторожиться, от другой сломя голову убегать, улетать.
В отдельных криках, щебете, пении, реве, в писке и рыке животных «для посвященных» закодировано множество разных и важных сообщений. Увидев просто идущего человека, ворона, оповещая подруг, каркнет иначе, чем в случае, когда увидит человека с ружьем. В языковом обиходе у разных животных различное число «слов»-понятий. У лягушки ученые насчитали их 6, у курицы — 25, у свиньи — 23, у лисы — 36, у кошки — 20. Для сравненья: у человеческого дитяти в двухлетнем возрасте их уже больше трех сотен.
Ум или, как принято говорить, «рассудочная деятельность» высокоорганизованных животных требует для взаимного понимания сложного языка. Особенно важны его четкость и ясность в случае коллективных охот. Тут действует «симфонический оркестр», где каждая «скрипка» знает нужное место и назначенье. Куницы харзы, спугнув оленька кабаргу, гонят ее с исключительной согласованностью на лед какой-нибудь речки, и тут кабарга становится легкой добычей ловцов. Высший пилотаж согласованности в охоте проявляют волки, дельфины и страшные хищники киты косатки. Отработанные приемы, сообразительность, реакция на непредвиденные ситуации могут быть безошибочными только при четком обмене информацией. И он у волков, дельфинов, косаток налажен.