Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897

Ленин Владимир Ильич

Усиленно просим только читателя – как можно строже различать две стороны дальнейшего изложения: изучение и обработку фактических данных, с одной стороны, и оценку народнических воззрений авторов «Очерка», с другой.

I. Общие данные

Кустарная перепись 1894/95 года охватила во всех уездах губернии 8991 семью кустарей (не считая семей наемных рабочих), т. е. около 72% всего числа пермских кустарей, как полагают исследователи, насчитывая по другим данным еще 3484 семьи. Основное подразделение кустарей по типам их, принятое в «Очерке», состоит в различении двух групп кустарей (в таблицах группы означены римскими цифрами I и II), именно имеющих земледельческое хозяйство (I) и не имеющих его (II); затем трех подгрупп каждой группы (арабские цифры: 1, 2, 3), именно: 1) кустари, работающие на вольную продажу; 2) кустари, работающие на заказчиков-потребителей, и 3) кустари, работающие на заказчиков-скупщиков. В двух последних подгруппах сырье преимущественно дается кустарю заказчиком. Остановимся несколько на этой группировке. Деление кустарей на земледельцев и неземледельцев, разумеется, вполне основательно и необходимо. Обилие безземельных кустарей в Пермской губернии, сосредоточенных часто в заводских селениях, заставило авторов произвести эту группировку систематически и ввести ее в таблицы. Мы узнаем, таким образом, что ¹/₃ всего числа кустарей (в 8991 заведении 19 970 семейных и наемных рабочих), именно 6638 человек, принадлежат к не имеющим земледельческого хозяйства [175] . Уже отсюда видна, след., неточность обычных предположении и утверждении о связи кустарной промышленности с земледелием, как общем явлении, – связи, возводимой иногда даже в особенность России. Если исключить из числа «кустарей» неправильно причисляемых к ним сельских (и городских) ремесленников, то из остальных 5566-ти семей – безземельных 2268, т. е. более ²/₅ всего числа работающих на рынок промышленников. К сожалению, и эта основная группировка не выдержана в «Очерке» последовательно. Во-1-х, она приведена лишь относительно кустарей-хозяев, относительно же наемных рабочих нет таких данных. Этот пробел – результат того, что кустарная перепись вообще обошла

наемных рабочих и их семьи, регистрируя только заведения, только хозяев. В «Очерке» очень неточно употребляется вместо этих слов выражение: «занимающиеся кустарными промыслами семейства», ибо семейства, отпускающие наемных рабочих к кустарям, разумеется, не менее «занимаются кустарными промыслами», чем семейства, нанимающие рабочих. Отсутствие подворных данных о семьях наемных рабочих (число их равно ¹/₄ всего числа рабочих) – важный пробел переписи. Пробел этот весьма характерен для народников, становящихся сразу на точку зрения мелкого производителя и оставляющих в тени наемный труд. Ниже мы встретим еще не раз пробелы в сведениях о наемных рабочих, а пока ограничимся замечанием, что хотя отсутствие данных о семьях наемных рабочих и составляет обычное явление в литературе кустарных промыслов, но есть и исключения. В трудах московской земской статистики встречаются иногда данные, систематически собранные о семьях наемников; еще больше таких данных в известном исследовании гг. Харизоменова и Пругавина: «Промыслы Владимирской губернии», где есть и подворные переписи, регистрирующие семьи наемных рабочих наравне с семьями хозяев. Во-2-х, включив в число кустарей массу безземельных промышленников, исследователи, естественно, подорвали основание обычного, совершенно неправильного, приема – исключать из числа «кустарей» городских промышленников. И мы видим, действительно, что в кустарную перепись 1894/95 года вошел один город Кун-гур (с. 33 таблиц), но только один. Никаких пояснений в «Очерке» нет, и остается неизвестным, почему в перепись вошел только один и именно этот город, случайно или по каким-либо основаниям. Получается немалая путаница, сильно портящая общие данные. В общем и целом, кустарная перепись повторяет, след., обычную народническую ошибку выделения деревни («кустаря») и города, хотя известный промышленный район сплошь да рядом обнимает город и окрестные селения. Давно бы пора отбросить это выделение, основанное на предрассудке и на преувеличении отживших свое время сословных перегородок.

175

На деле больше чем треть промышленников безземельных, ибо в перепись вошел лишь один город. Об этом ниже.

Мы упоминали уже не раз о ремесленниках, сельских и городских, то выделяя их из кустарей, то включая в число их. Дело в том, что эти колебания свойственны всей литературе «кустарных» промыслов, доказывая негодность такого термина, как «кустарь», для научных исследований. Общепринятым считается мнение, что к кустарям следует относить только работающих на рынок, только товаропроизводителей, но на деле нелегко найти такое исследование кустарных промыслов, где бы в число кустарей не попадали и ремесленники, т. е. работающие на заказчиков-потребителей (2-ая подгруппа, по «Очерку»). И в «Трудах комиссии по исследованию кустарной промышленности» и в «Промыслах Московской губернии» вы встретите ремесленников в числе «кустарей». Мы считаем бесполезным спорить о смысле слова «кустарь», ибо, как увидим ниже, нет той формы промышленности (кроме разве машинной индустрии), которая бы не включалась под этот традиционный термин, абсолютно негодный для научных исследований. Несомненно, что надо строго отличать товаропроизводителей, работающих на рынок (1-ая подгруппа), от ремесленников, работающих на потребителей (2-ая подгруппа), ибо эти формы промышленности представляют совершенно разнородные типы по своему общественно-хозяйственному значению. Очень неудачны попытки «Очерка» сгладить эти различия (ср. стр. 13, 177); гораздо правильнее было замечено в другом земско-статистическом издании о пермских кустарях, что «у ремесленников очень мало точек соприкосновения с областью кустарной промышленности, – менее, чем у этой последней с промышленностью фабричной» {80} . И фабричная промышленность и 1-ая подгруппа «кустарей» относится к товарному производству, которого нет во 2-й подгруппе. Так же строго надо отличать 3-ю подгруппу, кустарей, работающих на скупщиков (и фабрикантов), которые существенно различаются от «кустарей» двух первых подгрупп. Нельзя не пожелать, чтобы все исследователи так называемой «кустарной» промышленности строго выдерживали это деление и употребляли точные политико-экономические термины вместо подкладывания произвольного смысла под термины разговорные.

80

«Кустарная промышленность Пермской губернии на Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке в гор. Екатеринбурге в 1887 г.» Е. Красноперова. 3 выпуска. Пермь, 1888–1889. Вып. I, стр. 8. Мы будем цитировать это полезное издание, означая кратко: «Куст, пром.», выпуск и страница.

Приведем данные о распределении «кустарей» по группам и подгруппам:

Прежде чем делать выводы из этих данных, напомним, что город Кунгур вошел во II группу, содержащую, таким образом, смешанные данные о сельских и городских промышленниках. Мы видим из таблицы, что земледельцы (I группа), преобладая значительно в числе сельских промышленников и ремесленников, являются более отсталыми в развитии форм промышленности, чем неземледельцы (II группа). У земледельцев гораздо больше развито примитивное ремесло сравнительно с производством на рынок. Большее развитие капитализма среди неземледельцев выражается большим процентом наемных рабочих, заведений с наемными рабочими и кустарей, работающих на скупщиков. Можно заключить, след., что связь с земледелием задерживает более отсталые формы промышленности и, наоборот, что развитие капитализма в промышленности ведет к разрыву с земледелием. К сожалению, точных сведений по этому предмету мы не имеем и должны довольствоваться такими наводящими указаниями. Напр., мы не узнаем из «Очерка», как распределяется вообще сельское население Пермской губернии между земледельцами и безземельными, и потому не можем сравнить, в каком из этих разрядов сильнее развиты промыслы. Остался в пренебрежении также крайне интересный вопрос о районах промышленности (данные об этом были у исследователей самые точные, о каждом селении отдельно), о концентрации промышленников в неземледельческих, заводских, вообще торгово-промышленных селениях, о центрах каждой отрасли промышленности, о распространении промыслов из этих центров на окрестные селения. Если добавить к этому, что подворные данные о времени возникновения заведений (о них ниже, § III) давали возможность определить характер развития промыслов, т. е. распространяются ли они от центров к окрестным селениям или наоборот, распространяются ли сильнее среди земледельцев или среди неземледельцев и т. д., то нельзя будет не пожалеть о недостаточной разработке данных. Все, что мы можем получить по этому вопросу, это – сведения о размещении промыслов по уездам. Для ознакомления читателя с этими сведениями воспользуемся разделением уездов на группы, предложенным в «Очерке» (с. 31): 1) «уезды с наибольшим процентом кустарей, работающих на рынок, и вместе с тем с относительно высоким уровнем развития кустарной промышленности» – 5 уездов; 2) «уезды с относительно слабой степенью развития кустарных промыслов, но с преобладающим числом кустарей, работающих на рынок» – 5 уездов и 3) «уезды также с невысоким уровнем развития кустарной промышленности, но в которых частенько преобладают кустари, работающие по заказу потребителей» – 2 уезда. Сводя важнейшие данные по этим группам уездов, получаем следующую таблицу:

1) В 1-й группе уезды Шадринский, Кунгурский, Красноуфимский, Екатеринбургский и Осинский; во 2-й – Верхотурский, Пермский, Ирбитский, Оханский и Чердынский; в 3-й – Соликамский и Камышловский.

2) «Зависимыми» кустарями мы называем: а) наемных рабочих и б) семьян, работающих на скупщиков.

3) Число кустарей здесь не то, что было приведено выше, ибо поуездные цифры в «Очерке» (с. 30–31) отличаются от итогов таблицы, помещенной в приложении.

Эта таблица дает нам следующие интересные выводы: чем более развита сельская промышленность в группе уездов, тем 1) меньше процент сельских ремесленников, т. е. тем более ремесло оттесняется товарным производством; 2) тем больший процент кустарей принадлежит к неземледельческому населению; 3) тем сильнее развиваются капиталистические отношения, тем больше процент зависимых кустарей. В третьей группе уездов преобладают сельские ремесленники (77,7% всех кустарей); рядом с этим здесь преобладают земледельцы (только 5,7% неземледельцев) и капитализм развит ничтожно: всего 7,2% наемных рабочих и 2,7% кустарей-семьян, работающих на скупщиков, т. е. всего 9,9% зависимых кустарей. Во второй группе уездов преобладает, наоборот, товарное производство, которое уже оттесняет ремесло: только 32,5% ремесленников. Процент кустарей-земледельцев понижается с 94,3% до 66,2%; процент наемных рабочих возрастает более чем в четыре раза: с 7,2% до 32,1%; повышается, хотя не так значительно, и процент семьян, работающих на скупщиков, так что общий процент зависимых кустарей составляет 38,4% – почти ²/₃ всего числа. Наконец, в первой группе уездов ремесло еще более оттесняется товарным производством, занимая лишь ¹/₅ всего числа «кустарей» (21,8%), и рядом с этим число неземледельцев-промышленников повышается до 42,1%; процент наемных рабочих несколько понижается (с 32,1% до 26%), но зато в громадных размерах возрастает процент зависимых от скупщиков семьян, именно с 6,3% до 27,4%, так что всего зависимых кустарей оказывается более половины – 53,4%. Район наибольшего (абсолютно и относительно) числа «кустарей» оказывается районом наибольшего развития капитализма: рост товарного производства оттесняет на задний план ремесло, ведет к развитию капитализма и к переходу промысла в руки неземледельцев, т. е. к отделению промышленности от земледелия (или, быть может, к концентрации промыслов в неземледельческом населении). У читателя может возникнуть сомнение, правильно ли считать более развитым капитализм в первой группе уездов, где меньше наемных рабочих, чем во второй, но больше работающих на скупщиков. Работа на дому, могут возразить, есть низшая форма капитализма. Мы увидим, однако, ниже, что из этих скупщиков многие состоят фабрикантами, владеют крупными капиталистическими заведениями. Работа на дому является здесь придатком фабрики, означая большую концентрацию производства и капитала (на некоторых скупщиков работает 200–500, до тысячи и более человек), большее разделение труда и будучи, след., более высокой по степени развития формой капитализма. Эта форма относится к мелкой мастерской хозяйчика с наемными рабочими, как капиталистическая мануфактура относится к капиталистической простой кооперации.

Приведенные данные достаточно опровергают попытки составителей «Очерка» противопоставить принципиально «кустарную форму производства» – «капиталистической», – рассуждение, повторяющее традиционные предрассудки

всех российских народников с гг. В. В. и Н. —оном во главе. «Основное различие» между этими двумя формами пермские народники полагают в том, что в первой «труду принадлежат орудия и материалы производства и вместе с тем все результаты труда в виде продуктов производства» (с. 3). Мы теперь уже можем совершенно определенно констатировать, что это – фальшь. Даже если мы включим в число кустарей и ремесленников, все-таки большая часть «кустарей» не подходит под эти условия: не подходят, во-1-х, наемные рабочие, а их 25,3%; не подходят, во-2-х, семьяне, работающие на скупщиков, ибо ни материалы производства, ни результаты труда им не принадлежат и они получают лишь задельную плату; таких 20,8%; не подходят, в-3-х, семьяне 1-ой и 2-ой подгруппы, держащие наемных рабочих, ибо им принадлежат «результаты» не одного только своего труда. Таких, вероятно, около 10% (из 6645 заведений 1-ой и 2-ой подгруппы 1691, т. е. 25,4% держит наемных рабочих; в 1691 заведении, вероятно, не менее 2000 семьян). Итого вот уже 25,3% + 20,8% + 10% = 56,1% «кустарей», т. е. более половины не подходят под эти условия. Другими словами, даже в такой глухой и отсталой в хозяйственном отношении губернии, как Пермская, уже теперь преобладает «кустарь», либо нанимающийся внаймы, либо нанимающий других, либо эксплуатирующий, либо эксплуатируемый. Но гораздо правильнее для такого расчета исключить ремесло и взять одно товарное производство. Ремесло – настолько архаическая форма промышленности, что даже среди отечественных народников, не раз изрекавших, что отсталость есть счастье России (`a la {81} гг. В. В., Южаков и К°), не находилось человека, который бы открыто и прямо решился защищать ее и выставлять «залогом» своих идеалов. В Пермской губернии ремесло еще очень развито, сравнительно с центральной Россией: достаточно сослаться на такой промысел, как синильный (или красильный). Это – исключительно ремесленное окрашивание домашних тканей крестьян, которые в менее захолустных местах России давно уже уступили место фабричным ситцам. Но и в Пермской губернии ремесло оттеснено уже далеко на второй план: даже в сельской промышленности только 29,5%, т. е. менее трети, принадлежат к ремесленникам. Исключая же ремесленников, мы получаем 14 401 работающих на рынок; из них 29,3% наемных рабочих, да 29,5% семьян, работающих на скупщиков, т. е. 58,8% зависимых «кустарей», да процентов 7–8 хозяйчиков с наемными рабочими, т. е. всего около 66%, две трети «кустарей», имеющих два основных сходства, а не различия с капитализмом, именно: во-1-х, они все товаропроизводители, а капитализм есть лишь развитое до конца товарное хозяйство; Во-2-х, из них большая часть стоит в свойственных капитализму отношениях купли-продажи рабочей силы. Составители «Очерка» усиливаются уверить читателя, что наемный труд в «кустарном» производстве имеет особое значение и объясняется, будто бы, «уважительными» причинами; мы рассмотрим в своем месте (§ VII) эти уверения и приводимые ими примеры. Здесь же достаточно констатировать, что там, где господствует товарное производство и наемный труд употребляется не случайно, а систематически, налицо есть все признаки капитализма. Можно говорить о его неразвитости, зачаточности, об особых формах его, но полагать «основное различие» между тем, что на деле обнаруживает основное сходство, значит извращать действительность.

81

Вроде. Ред.

Отметим, кстати, еще одно извращение. На стр. 5-ой в «Очерке» говорится, что «произведения кустаря… приготовляются из материалов, приобретаемых главным образом на месте же». Как раз по этому пункту имеются в «Очерке» данные для проверки, именно сопоставление того, как распределяются по уездам губернии кустари, обрабатывающие животные продукты, сравнительно с продуктами скотоводства и земледелия; кустари, обрабатывающие растительные продукты, сравнительно с распределением леса; кустари, обрабатывающие металлы, сравнительно с распределением чугуна и железа, добываемого в губернии. Оказывается из этого сопоставления, что по обработке животных продуктов в трех уездах сосредоточено 68,9% кустарей этого рода, между тем как голов скота в этих же уездах только 25,1%, а десятин посева только 29,5%, т. е. оказывается как раз обратное, и в «Очерке» тут же констатируется, что «высокая степень развития производств, основанных на переработке животных продуктов, обеспечивается главным образом ввозным сырьем, напр., в Кунгурском и Екатеринбургском уездах – сырыми кожами, обрабатываемыми местными кожевенными заводами и кустарными кожевнями, откуда собственно и получается материал для чеботарного производства, – главнейшего из кустарных промыслов этих уездов» (24–25). Кустарничество основано здесь, след., не только на крупных оборотах местных капиталистов по торговле кожами, но и на приобретении от заводчиков полуфабриката, т. е. кустарничество явилось результатом, придатком развитого товарного обращения и капиталистических кожевенных заведений. «В Шадринском уезде ввозным сырьем является шерсть, дающая материал для главного промысла уезда – пимокатного». Далее, по обработке растительных продуктов 61,3% кустарей сосредоточено в 4-х уездах. Между тем в этих же 4-х уездах всего 20,7% общего в губернии количества десятин леса. Наоборот, в 2-х уездах, в которых сосредоточено 51,7% леса, находится всего 2,6% кустарей, обрабатывающих растительные продукты (с. 25), т. е. и здесь оказывается как раз обратное, и здесь «Очерк» констатирует, что сырье – ввозное (с. 26) {82} . Мы наблюдаем, след., весьма интересный факт, что развитию кустарных промыслов предшествует (являясь условием этого развития) пустившее уже глубокие корни товарное обращение. Это обстоятельство весьма важно, ибо оно, во-1-х, указывает, как давно уже сложилось товарное хозяйство, в котором кустарничество является лишь одним из членов, и как нелепо поэтому изображать нашу кустарную промышленность в виде какой-то tabula rasa {83} , которая будто бы «может» пойти еще разными путями. Исследователи сообщают, напр., что пермская «кустарная промышленность по-прежнему отражает на себе влияние тех путей сообщения, которые определяли торгово-промышленную физиономию края не только в дожелезнодорожную, но даже и в дореформенную эпоху» (с. 39). Действительно, город Кунгур был узлом путей сообщения в Доуралье: через него идет сибирский тракт, связывающий Кунгур с Екатеринбургом, а ветвями и с Шадринском; через Кунгур же идет другой коммерческий тракт – гороблагодатский, соединяющий Кунгур с Осой. Наконец, бирский тракт соединяет Кунгур с Красноуфимском. «Таким образом, мы видим, что кустарная промышленность губернии концентрировалась в районах, определяемых узлами путей сообщения: в Доуралье – в уездах Кунгурском, Красноуфимском и Осинском; а в Зауралье – в уездах Екатеринбургском и Шадринском» (с. 39). Напомним читателю, что именно эти 5 уездов составляют первую по развитию кустарной промышленности группу уездов и что в них сосредоточено 70% всего числа кустарей. Во-2-х, это обстоятельство указывает нам, что та «организация обмена» в кустарной промышленности, о которой так легкомысленно болтают кустарные радетели мужичка, в действительности уже создана и создана не кем иным, как всероссийским купечеством. Ниже мы увидим еще не мало подтверждений этому. Только по третьему разряду кустарей (обрабатывающие металлы) оказывается соответствие в распределении добычи сырья и его обработки кустарями: в 4-х уездах, в которых добывают 70,6% чугуна и железа, сосредоточено 70% кустарей этого разряда. Но здесь сырье является уже само продуктом крупной горнозаводской промышленности, имеющей, как увидим, «свои взгляды» на «кустаря».

82

Эти два рода кустарей, т. е. обрабатывающие животные продукты и растительные материалы, составляют 33% + 28% = 61 % всего числа кустарей. Обработкой металлов занято 25% кустарей (с. 20).

83

Чистое место. Ред.

II. «Кустарь» и наемный труд

Перейдем к изложению данных о наемном труде в кустарных промыслах Пермской губернии. Не повторяя приведенных выше абсолютных цифр, ограничимся указанием на наиболее интересные процентные отношения:

Мы видим, след., что процент наемных рабочих больше у неземледельцев, чем у земледельцев, и что различие это главным образом зависит от 2-ой подгруппы: у ремесленников-земледельцев процент наемных рабочих – 14,1%, а у неземледельцев – 29,3%, т. е. более чем в два раза больше. По остальным двум подгруппам процент наемных рабочих немногим выше во II группе сравнительно с I. Было уже замечено, что это явление есть результат большей неразвитости капитализма в земледельческом населении. Пермские народники, как и все другие народники, объявляют это, разумеется, преимуществом земледельцев. Не вступая здесь в спор по общему вопросу, можно ли неразвитость и отсталость данных общественно-хозяйственных отношений считать преимуществом, мы заметим лишь, что из данных, приводимых ниже, будет видно, что это преимущество земледельцев состоит в получении низкого заработка.

Интересно отметить, что разница между группами по употреблению наемного труда оказывается меньше, чем разница между подгруппами одной группы. Другими словами, экономический строй промышленности (ремесленники – товаропроизводители – рабочие скупщиков) сильнее влияет на степень употребления наемного труда, чем связь с земледелием или отсутствие этой связи. Напр., мелкий товаропроизводитель-земледелец более походит на мелкого товаропроизводителя-неземледельца, чем на земледельца-ремесленника. Процент наемных рабочих в 1-ой подгруппе равен для I группы – 29,4%, а для II – 31,2%, тогда как во 2-ой подгруппе I группы только 14,1%. Точно так же работающий на скупщика земледелец более походит на неземледельца, работающего на скупщика (23,2% наемных рабочих и 27,4%), чем на земледельца-ремесленника. Это указывает нам на то, как общее господство в стране товарно-капиталистических отношений нивелирует земледельца и неземледельца, участвующих в промышленности. Данные о доходах кустарей укажут эту нивелировку еще рельефнее. 2-ая подгруппа является, как уже замечено, исключением; но если вместо данных о проценте наемных рабочих взять данные о числе наемных рабочих, приходящемся в среднем на 1 заведение, то мы увидим, что ремесленники-земледельцы ближе стоят к ремесленникам-неземледельцам (0,23 и 0,43 наемных рабочих на 1 заведение), чем к земледельцам других подгрупп. Средний состав одного заведения у ремесленников в обеих группах почти одинаков (1,7 и 1,8 человек на заведение), тогда как по подгруппам каждой группы этот состав колеблется очень сильно (I : 2,6 и 1,7; II : 2,5 и 1,8).

Данные о среднем составе заведения в каждой подгруппе указывают также на тот интересный факт, что у ремесленников обеих групп этот состав наименьший: 1,7 и 1,8 рабочих на мастерскую. Среди ремесленников, значит, преобладает наиболее разрозненное производство, наибольшая обособленность единичных производителей, наименьшее применение кооперации в производстве. На первом месте в этом отношении стоят в обеих группах первые подгруппы, т. е. хозяйчики, работающие на вольную продажу. Состав мастерской здесь наибольший (2,6 и 2,5 чел.); многосемейных кустарей здесь всего больше (именно с 3-мя и более семейными рабочими 20,3% и 18,5%; маленькое исключение 3-я подгруппа I группы с 20,9%); рядом с этим употребление наемного труда всего больше (0,75 и 0,78 наемников на мастерскую); крупных заведений всего больше (2,0% и 1,3% заведений с 6 и более наемных рабочих). След., кооперация в производстве применяется здесь в наиболее обширных размерах, и достигается это наибольшим употреблением наемного труда при наибольшем семейном составе (1,8 и 1,7 семейных рабочих на заведение; небольшое исключение 3-я подгруппа I группы с 1,9 чел.).