Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке
Шрифт:
Донских пойменных стариц тут больше десятка. Тимофеевна по дороге с бугра их все перечислила. Припомнила, что и когда памятное в них ловила.
— Сейчас далеко не хожу. С огорода спускаюсь и тут вот ловлю. Лодки у меня нет, сижу обычно на пеньке в камышах.
— Тимофевна, может, попробуем?! — скороговоркой предложил Сашка, навостряя городское оружие против рыб.
— Да нет, клева не будет. Мы вот тут, на пригорке при солнышке, посидим, покалякаем.
— Рыбу я приучилась с детства ловить. Замуж вышла — забот прибавилось, но меня все равно тянуло к воде. Первый петух прокричит: я уже всколыхнулась —
Высоких отличий Тимофеевна в благородной страсти своей не имеет.
— Всю жизнь ловлю окушков, плотвичек, караенков. Конечно, попадались и щуки, и лещи попадались. А однажды тяну — и что же, вы думаете, на крючке? Ужак! На крик мой на лодках подплыли удильщики. «Нет, — говорят, — Тимофевна, не ужак это — угорь!» И сами дивятся: откуда в донских-то наших местах угри? Бросила я эту нечисть кошкам и курам. Дочке об этом случае написала. А она приезжает и в гостинец привозит — что бы вы думали? Угря копченого!
Ну я попробовала — матерь небесная, какая же сладость! Дорого, говорю, стоит? Дочь замахала руками: «Не скажу, мам, ругаться будешь».
Своей обычной рыбешки ловит Тимофевна немного — на сковородку или ушицы сварить. И кормятся возле старухи местные кошки. Увидят — пошла на старицу, — на бугре ее ждут.
— Всех оделяю, потому что знаю: кошка за рыбу душу отдаст. Но главное все-таки не добыча, главное — радость возле воды. Открыто скажу: такая радость, как, бывало, в церкви пение слышишь. Но, конечно, приятно и поймать что-нибудь. Люблю карасиков. Кругленькие такие и уж больно хороши со сметаной.
Разговор наш подходит к тому, что видит рыбак, сидя возле воды.
— О, милый, то и радость, что много чего увидишь. Видишь, как ужачок охотится на лягушек. Один приучился обедать возле меня.
Однажды бросила ему рыбьи кишки, и он стал в урочное время каждый день приползать — свернется на песочке возле воды и ждет. Видишь тут, как водяные курочки ходят по листьям кувшинок, как вороны, чуть отойдешь, норовят у тебя из ведерка рыбешку уворовать. А то на стрекоз заглядишься. Сядет на конец удилища и ждет. Вот ловцы — на лету комаров истребляют! Часто видела: норка вдоль берега рыщет. Может, и рыбу ловит, но я однажды заметила: рака в пасти зажала.
Я хожу сюда с удочками до упора, пока зазимки берега не побелят. Однажды пришла, а вода уже подо льдом. Присела, вспоминая денечки летние, и что вы думаете — с другого берега наискосок по льду бежит волк. Спокойно бежит, на меня — ноль вниманья, следы на снегу остаются, как писаные.
— А зимой скучновато?
— Зимой я ловить не люблю. Зимой у печки сижу, вспоминаю и нового лета жду. Заметила: жизнь во младости идет, открыто скажу, небыстро, хотелось, помню, чтобы быстрее шла. А когда ты в годах, то жизнь не бежит, а летит: зима — лето, зима — лето…
Анастасия
Мы глядим с Тимофевной, как ветер качает у воды ольхи и ветлы, как Сашка упорно хочет поймать хоть что-нибудь в подернутой рябью воде. Темнеет у берега притопленная плоскодонка, на другом берегу у осоки застыла в неподвижности цапля. Две осы сели на кусочек несьеденной колбасы. Моя собеседница не прогнала их — нагнув голову, с интересом наблюдает за их возней и говорит словами своей философии: «Да, у всякого свой горизонт…»
Семьдесят лет Тимофеевна ходит к воде.
Я живо представляю, как с волнением рано утром разматывает она леску, как, глядя через толстые стекла очков, насаживает на крючок червяка, как наблюдает за поплавком… Сложная штука — счастье в человеческой жизни. Иногда для него надо мною всего, а бывает, что человека в старости утешает какой-нибудь маленький островок радости — вниманье детей, посильная возможность что-нибудь делать руками, что-нибудь дельное посоветовать или, как в этом случае, ловить карасиков для себя и для кошек.
И дело, конечно, не только в страсти охотника. Человек видит, как начинается и как кончается день, как вьются осы над остатком еды, как караулит цапля лягушек и шуршат слюдяными крылышками стрекозы. Анастасия Тимофеевна маленькое это счастье свое понимает и ценит: «А что я там буду в городе делать?!»
Наблюдая молчаливо за осами, которых на скатерти-самобранке с названием «Комсомольская правда» собралось уже больше десятка, мы вдруг услышали радостный вопль Александра: «Есть!» Но далее последовало лишь смущенное бормотанье. На прекрасном шведском крючке висела лягушка. «Что за оказия? — Деликатно посмеиваясь, Тимофевна спустилась к воде. — У меня такого за семьдесят лет не случалось».
Бережно освобождаем лягушку и, отправив ее в зеленые кущи воды, пытаемся понять: что ее соблазнило? Сашка ведет леску над песочком по отмели. У крючка, мотая хвостиком, движется зеленоватая рыбка, сработанная все теми же шведами из какого-то мягкого пластика. Лягушка, хватающая только то, что движется, бросилась на приманку.
Посмеявшись и подразнив Сашку (Александра Елецкого, нашего корреспондента в Воронеже), что будет он непременно в «Комсомолке» прославлен, поднимаемся с поймы к избушке.
Разбегаются ничего не получившие кошки, разлетаются воробьи со двора. Попрощавшись, уже от машины видим: Анастасия Тимофеевна стирает тряпкой с обрывка жест старую надпись и пишет мелом: «Стучите, я дома».
Фото автора. 27 июня 2003 г.
Путь запаха
(Окно в природу)
Однажды в гости ко мне пожаловал шмель. Готовясь к чаю, я открыл банку варенья, и почти сразу на земляничный запах в форточку прицельной пулей он залетел. Пришлось нарядного, в бархатных одежках красавца как следует угостить. В ложке с вареньем шмель изгваздался так, что был похож на курортника, принимавшего грязевые ванны. Насытившись, гость не мог улететь. Пришлось его как следует помыть и под лампою обсушить.