Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Песков Василий Михайлович

— Что же, и двадцать тысяч лет назад человек, одетый в звериные шкуры, видел эти же вот холмы, эту балку и реку?

— Да, — отвечает петербургский профессор в ковбойской шляпе, теребя растительность на лице. — Да, примерно то же самое. И пил ту же подземную воду из ручейка, что и мы.

Но кое-что в пейзаже, конечно, переменилось. Некоторые строения людей за тысячелетия засыпаны «эоловыми отложениями» (землей, принесенной ветрами), а кое-где отложениями и водных потоков. Земля у Дона была без древесной растительности — холодная травянистая равнина. Мощный ледник (толща льда достигала тысячи метров) находился в ста —

ста пятидесяти километрах. Дыхание ледника чувствовалось постоянно. Животные тут были «косматыми» — мамонты, шерстистые носороги, олени, лошади, волки, песцы, лисицы.

Люди тоже носили одежду из шкур и обязаны были строить жилища, хранившие их от стужи.

Но было тут для людей и удобство — вечная мерзлота надежно и долго сохраняла все, что давала охота.

По раскопанным костям видно, на кого охотились люди, разумом стоявшие уже близко к современному человеку. Помимо уже перечисленных степных животных, тут обнаружены кости «донского зайца», обликом походившего на нынешнего русака, но размером с барана.

Этот заяц изредка тоже становился добычей древних охотников, но, конечно, важнее было завалить мамонта — гора мяса.

Мамонты, полагают, как и слоны ныне в Африке, кочевали группами по десять — пятнадцать голов, отдельно самки с молодняком, отдельно-самцы. Охота на великанов была коллективной. Пугая огнем, мамонтов жали к обрывам, теснили в трясину. Мясо шло в пищу, но находили в безлесном пространстве примененье и огромные кости животных. Их клали в костер, были они для древних охотников и хорошим строительным материалом.

Кости и бивни мамонтов имеет сегодня едва ли не каждый, даже самый маленький музей. Но в Костёнках скопленье костей побудило образовать музей-заповедник, где видно, как кости использовались человеком.

Посредине села среди огородов и построек, покрытых шифером, высится сооруженье, напоминающее немаленький «дворец культуры». Это и есть музей — шатер, защищающий от солнца и от дождей уникальную даже для этих мест находку.

Под шатром полумрак. И с «антресолей» видишь то, что построено было, страшно сказать, двадцать тысяч лет назад! (Современная датировка углеродным методом.)

К тому, что расположено в виде круга внизу, надо как следует приглядеться. Кости. Самые разные — большие и маленькие, трубчатые и лопатообразные. Гуще всего кости лежат по периметру круги. Лежит в том положении, в каком нашли их в 1956 году. Осторожно археологи выскребли лишнюю землю, скрывавшую эти останки жилища, на бумаге реконструировали постройку. Это была просторная полуземлянка, сооруженная, как оказалось, надолго.

По периметру ее шел глиняный вал («стена») высотою примерно в метр. «Арматурой» в круговой стенке были кости. Много костей. Ученые подсчитали: примерно сорок мамонтов было убито и съедено, а кости пошли на постройку.

Над стеною-фундаментом ставили жерди и покрывали их шкурами. Это самый рациональный характер жилья для холодного края. Им пользовались американские индейцы, и пользуются поныне северные народы.

Посредине жилища горел костер. Вокруг собиралась семья, состоявшая из стариков, мужчин-охотников, женщин и ребятишек. Фундаментальное сооруженье с «фундаментом», скорее всего, служило не одному поколенью, даже руины его производят сильное впечатление.

Рядом с жилищем — несколько углублений, где кости лежат в беспорядке. Можно гадать: это остатки содержимого

«погребов» либо склады горючего для костра.

Прикрытая сверху крышей современной постройки находка — не единственная в Костёнках.

Найдено и раскопано уже двадцать с лишним жилищ. Их продолжают находить целенаправленным поиском и случайно. Копал, например, погреб костёнкинский житель Иван Иванович Протопопов и наткнулся на кости. В интересах науки усадьбу колхозника подвинули в сторону, стали копать, соблюдая правила археологов, и обнаружили очередное жилище древних.

На один из раскопов ученые нас свозили, и мы увидели, как студенты, вооруженные нивелиром, лопатами, ножами, кистями, сделали разрез склона глубиною в три метра. На гладком отвесе разреза были видны ходы кротов (поразительно: иногда они тянутся на глубину более трех метров!) и наносы тысячелетий — желтоватый лёсс, крупинки мела, темные полосы чернозема.

Найденные жилища датированы разным временем — одним восемнадцать тысяч лет, другим — двадцать пять. Люди веками тянулись к этому месту Придонья.

Ледник отступил с южных своих границ примерно десять тысяч лет назад. Исчезновение вечной мерзлоты и потеплевший климат немедленно стали менять ландшафт. Повсюду появились где сплошные, где островные леса. Животные холодных степей искали привычных условий жизни и двигались следом за ледником.

Этот небыстрый процесс привет их к тундре, где выжили волки, песцы, нынешние северные олени, а мамонты свой путь на Земле окончили, оставив повсюду где кости, а где и замерзшие туши.

< image l:href="#"/>

Разрытые кости — стоянка древнего человека.

С исчезновеньем зверей, надо думать, забыты были людьми и стоянки у Дона, где триста лет назад (по масштабам времени — только — вчера») образовалось село с названьем Костёнки.

Среди строительного материала древних людей находят археологи и предметы их быта.

Ни дерево, ни кожа с тех далеких времен не могли сохраниться. Нет в находках и обычных для многих раскопок черепков — глиняной посуды у охотников за мамонтами еще не было.

Но кости хорошо сохранились. Идеально сохранился и обработанный камень. Особенно впечатляют отщепы кремния, служившие ножами, скребками, наконечниками копий. Беседуя с учеными, я затупил карандаш. Ножа — очинить его — под рукой не случилось. Виктор Васильевич Попов погремел в одной из картонных коробок и протянул мне пластинку кремния — инструмент далеких времен. Острым гребешком камня я успешно обстругал карандаш. Вот и сейчас лежит предо мною этот ножичек древности с черточками карандашного грифеля. Закрыв глаза, можно представить себе волосатого человека в накидке из шкур. Сидел он, может быть, как-то вечером у костра в древнем своем жилище и что-то делал кремниевым ножом — может, свежевал добытую у реки живность, может, ремешок какой обрезал — и, поранив нечаянно палец, обсосал с него кровь, как иногда и мы это делаем. Где прах его тела? Разнесло ветром («эолова пыль»). Вырастали на земляной этой мякоти цветы какие-нибудь или растеньица с колючими стеблями. Их жевали букашки. Прах букашек тоже унесло ветром, и он тоже чем-нибудь обернулся. Таково течение жизни. А кремниевый ножик не затупился, лежит на столе рядом с тикающими часами.