Полное собрание сочинений. Том 25
Шрифт:
Высказанные здесь взгляды вполне могли бы служить отправным пунктом для деятельности «Посредника». Тут несомненный консонанс у Толстого с Маракуевым; это подтверждается и фактом их общения о ту пору. Лекция читана Маракуевым 9 марта, а на 26 марта 1884 г. падает дневниковая запись Толстого: «Пришел Златовратский и Маракуев». Несомненно они говорили на данные темы. На обложке первой книжки Маракуева перечислены выпущенные им зa первые два года его деятельности брошюры. Здесь имеются такие рассказы Толстого, как «Чем люди живы», «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Кавказский пленник», так что в этом отношении состав вполне «посреднический».
Деятельность Маракуева развивалась и после основания «Посредника». В 1885 г. он открыл книжный магазин и при нем склад народных изданий. 422
Третьим
Р. А. Писарев описал В. Г. Черткову совещание, на котором была заслушана речь Толстого (письмо от 7 февраля 1884 г.): Толстой продолжает находиться в том же живом настроении и, возвратившись из деревни..., он с большим еще интересом относится к вопросу об издании доступных для грамотного люда книг. Он задается мыслью издавать такого рода книги, которые имеют вечное мировое значение и при этом, не имея в виду лишь один народ, но вообще всех, исходящих из той точки зрения, что эти творения должны быть читаны всеми и одинаково для всех будут понятны. Черпать эти издания он предполагает в древних и средневековых классиках, не гнушаясь и нашими летописями, былинами и т. п. Как примеры он выставляет возможность и необходимость издать Геродота, Montaigne’a, Pascal’я, конечно, не целиком, а делая выборку. Третьего дня у него, Толстого, было собрание людей, сочувствующих этому делу; на первый раз Толстой собрал человек десять, но в этот вечер ни к чему окончательному еще не пришли. Мысль эта несомненно хорошая, и так было бы хорошо, если бы она осуществилась. Толстой очень горячо относится к ней» (AЧ).
В письме от конца февраля 1884 г. Толстой писал Черткову: «О книгах вы правы, мне кажется: те, какие есть, скорее вредны, чем полезны. Мое занятие книгами больше и больше захватывает меня. Хотелось бы оплачивать чем могу зa свои пятидесятилетние харчи. Не пишу всё подробно, потому что кое-как рассказать не хочется, а мысль мне очень дорога, да еще и подвергнется многим изменениям, когда начнется самое дело». 424 В свою очередь Чертков так писал 25 сентября 1884 г., излагая свой план издания «Народного листка»: «Ах, если б я был свободен, как я махнул бы к вам на несколько дней, чтобы на этих первых порах переговорить обо всем этом с вами. Ведь мне даже не пришлось в Москве послушать то, что говорили у вас на собраниях по поводу издания новых книжек общедоступных». 425
С точностью сказать, кто, кроме поименованных выше лиц (Щепкина, Маракуева и Писарева), еще был участником той беседы, где была заслушана программная речь Толстого, — затруднительно. Возможно, что участвовали Златовратский и Усов, упоминающийся в Дневнике, также Н. И. Стороженко, В. Н. Сабашников, С. А. Юрьев, А. Ф. Фортунатов, А. Н. Веселовский, И. И. Янжул. Быть может, присутствовал и кто-либо из знакомых художников: И. Е. Репин или В. Е. Маковский.
В данном собрании ни до чего не договорились, выявились некоторые несомненные разногласия, и Толстой, в качестве выхода, предложил сделать опыт — выпустить на пробу какое-либо издание с тем, чтобы в основном столковаться впоследствии. Щепкин возражал против такой попытки выйти из затруднения; с его точки зрения следовало первоначально договориться, найти некоторые исходные позиции и затем уже приступить к делу. Толстой остался недоволен выступлением Щепкина, записав в своем Дневнике под 6 марта: «После пошел походить и к Усову... Он поддержал мое отвращение к обществу нормальному, к которому приглашает письмо Щепкина». Под этим же числом значится: «Письмо от Щепкина — нелепо и нехорошо по мотивам».
В начале своего письма Щепкин так сформулировал свою
Такое понимание противоречит тому, что задумано вами, к чему вы стремитесь, составляя общество для издания народных книг. Несмотря на неудачу нашего первого совещания, вы решились всё-таки сделать опыт, т. е. на пробу издать несколько книг для народного чтения и на этом опыте показать, какая именно «пища», как вы говорите, нужна народу и какую он охотно принял бы из наших рук. Я не согласен с такой постановкой дела или, вернее сказать, с таким приемом практического разрешения задачи. Я думаю всё-таки, что наперед необходимо условиться в понимании основного положения, что разумеется под именем народного чтения? До тех пор нечего и приступать к самому делу.
А уяснить эти общие положения, договориться до чего-нибудь определенного можно лишь в более тесном кругу лиц, сочувствующих вашему предприятию».
За первую половину 1884 г. имеются еще следующие записи в Дневнике Толстого, касающиеся Щепкина.
19/31 марта. «Зашел в банк, Щепкин не спокоен». (Щепкин был членом правления Купеческого банка.)
30 апреля/12 мая. «После обеда к Щепкину и Собачникову. Щепкин очень мил — обещал. Сережа из окна рассказывал, как Щепкин критикует меня, и я вижу, что я решен для него». (Сережа — Сергей Николаевич Толстой, с которым Щепкин был близок.)
Толстой в своей статье подвергает критике ряд изданий и книг, которые в то время имели распространение в народе. Следует отметить его отрицательное отношение к Пашковским изданиям, поскольку они преследуют цель «настроить читателей по своему», по выражению Толстого. Еще более резко об этом сказано в дневниковой записи того времени (от 13 апреля 1884 г.): «За обедом пришел Васильев [съ] Яковом Сириянином — молоканом пашковцем. Тяжелая беседа. Самоуверенная и профессиональная невежественность». Пашковцы — очень известная в свое время в России (1880—1890 гг.) религиозная секта, организовавшаяся под идеологическим воздействием лорда Редстока и получившая свое имя от энергичного деятеля секты полковника Василия Александровича Пашкова. Учрежденное им общество выпустило более 200 брошюр по очень низкой цене. Брошюры получили широкое распространение. Часть их была признана синодом вредной, и сам Пашков подвергся религиозным преследованиям.
Безусловно отрицательно относясь к продвигаемым в народ книгам, которые были наполнены интеллигентскими исканиями, отмахиваясь даже от подлинной изящной литературы самых крупных писателей XIX века, Толстой не мог не проявить внимания к популярным лубочным книжкам, поскольку на них был громадный спрос. Толстой самым резким образом клеймил такие издания, как «Весельчак», распространявшийся в десятках изданий по глухим уголкам России. Если в то время Толстой специально просматривал эту книжку, то, вероятно, в его руках было одно из изданий, вышедших в двух видах в 1879 г.: 1) «Весельчак — рассказчик. Смешные сцены и веселенькие куплеты из народного и еврейского быта. Издание Шарапова. М.» 2) «Весельчак — каламбурист или новая новинка... изд. Аврамовых. М.» Чтобы судить о тонеподобных изданий достаточно привести текст титульного листа, который весьма показателен.