Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
Шрифт:
— Прежде всего — спокойствие…
Здравствуй, Земля!
С возвращением!
* * *
С
Тот ли самый подарок с надписью, полученный от командира части? Выбрав момент, я спросил:
— Те самые?..
Он сказал:
— Те самые…
…Отказала турбина. В ушах застыла звенящая тишина. Самолет падал.
— Отказала турбина… Отказала… Теряю высоту…
Ответ был коротким:
— Катапультируйте! Катапультируйте немедленно… Сорок седьмой, почему молчите? Катапультируйте!.. — Это был голос полковника, следившего за полетом.
— Хочу посадить…
— Посадку запрещаю. Запрещаю посадку…
Первый раз лейтенант не послушался приказа. Самолет был совсем новый. Спуститься на парашюте и увидеть груду металла? Нет!
— Иду на посадку…
Посадить реактивный на поле, с заглохшей турбиной?! Он бы и сам осудил смельчака… Земля! Вот она. Овраг! Нет, проскочил… Потрогал грудь, ноги. Выпрыгнул. Самолет невредим! Попытался поймать белую бабочку, севшую на крыло. По полю мчалась машина с красным крестом.
Из газика выпрыгнул полковник. Обнял…
Должен признаться: эту историю сам Андриян рассказывал без восклицательных знаков. Он говорит негромко, наблюдает, хорошо ли его понимают. Он снял часы.
— Вот, если очень интересует. Подарил полковник, тот самый — «Посадка запрещена!».
На крышке часов была надпись: «Л-ту Николаеву А. Г. от командира в. ч. 24 августа 1956 г.».
— Очень прошу, пожалуйста, не делайте из меня сверхчеловека. Каждый летчик очень не хочет бросать машину. Очень не хочет. В таких случаях прежде всего — спокойствие…
Фото автора и из архива ИТАР — ТАСС.
12 августа 1962 г.
Капитан звездолета «Восток-4»
Должен признаться: очень приятно говорить о людях, которые сейчас там. В редакции лихорадка. Звонки, беготня. Комната, где сидят специальные корреспонденты, полна людей. Теперь, когда известны имена и фамилии, каждому хочется знать как можно больше о людях, которых еще вчера мы называли условно: «Космонавт-Три», «Космонавт-Четыре». У них много друзей, и всех сейчас осаждают: «Ну расскажи…» Интересует все: где родился, как учился, какие песни любит, как стал космонавтом, семья, характер, на кого похож — на Титова или Гагарина. Рост, тренировки, любимые книги…
Все интересно. Подвиг людей так высок, что имена их облетели планету быстрее, чем сами корабли делают свои витки. Они успели стать любимцами у Земли. И Земля хочет знать все о любимцах…
Космонавт Павел Попович… В апреле мы брели в подмосковном лесу. Павел сошел
У дороги Павел снял ботинок и вытряхнул воду.
Павел Попович. В этой улыбке — весь характер веселого, жизнерадостного человека.
Тяжело в учение. Легко в космосе.
Шли люди, с гулом проносились машины. Кто мог подумать на той дороге, что майор, весело вытряхивавший воду, уже прошел все испытания и был готов к старту!
Сейчас, вспоминая встречи, я думаю: что больше всего запомнилось, что главное в характере человека, который стоит в шеренге — Гагарин, Титов, Николаев, Попович?..
Улыбка… Первый раз эту улыбку я увидел у матери. Немолодая женщина мазала глиной печку.
— Здравствуйте, Федосья Касьяновна! — Я поставил чемодан и стал вытирать ноги.
— Маты моя! Та вы ж вымоклы…
Федосья Касьяновна ставила на чистую скатерть блюдечки, банку с вареньем, принесла старенький пиджачок:
— Одягайтесь, и носки ось сухоньки…
Я смущенно отказывался, а она говорила певучие украинские слова, из которых каждый понял бы: «Молодые, здоровье не бережете…»
Обжигаясь, я пил малиновый чай. Федосья Касьяновна сидела напротив. Фланелевая кофта, платочек, внимательные глаза с пучками морщинок. Матери любят смотреть, как сыновья после дороги пьют чай. Тикали часы, в углу, возле печки, пробовал голос сверчок.
— А вы з малиной, з малиной…
Осторожно завожу разговор о сыне. В доме зовут его Павлик. В доме знают уже: он там, где-то рядом с Гагариным.
— Прислав лыста: «Будэ кино про космонавтов — обязательно подывитесь…» Пишлы до кино. И батько, и Колька, и я, и сестры. Дыбимся. Все летают, все тренируются. А потом идут з Гагариным весели, як бригада в колгоспи. Я как закричу: «Ой, Павлик! А батько менэ — толк: «Мовчи!»
Федосья Касьяновна тянет ослабшую нитку из скатерти, катает из нитки клубочек:
— Сынку, ты небось бачив: ци ракеты — вони дуже надежни?..
Вечером с дежурства приходит отец Павла — Роман Порфирьевич. Он долго гремит умывальником, потом, вытираясь, рассказывает заводские новости. Роман Порфирьевич тридцать лет работает кочегаром. У него чумацкие усы, веселые искорки под бровями. До полночи разговор.
Федосья Касьяновна сидит на прежнем месте, положив руки на стол. В соседней комнате листают «альбом с артистами» младшие дети Поповичей — Надя и Колька. Девятиклассник Колька успел уже рассказать гостю семейную родословную. Кроме Нади и Павла, есть еще старшая сестра и брат Петро. Он тоже военный. Колька любит историю и сумел доказать в школьном кружке: поселок Узин стоит на земле ни много, ни мало — четыреста лет…