Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:
— Что жъ ты?
— А вотъ убью себя. Душегубка ты, вотъ что, злодйка, да, убью тебя и себ конецъ сдлаю.
Соскочила к нему.
— Что ты, Андрей! Аль [28] одурлъ, али испортили?
Схватилъ ее за рученки:
— Не мучай ты меня, Маланьюшка, мочи моей не стало, али прогони ты меня съ глазъ своихъ ясныхъ, не вели ты мн жить на бломъ свту, али пожалй ты меня сколько нибудь. Знаю я, что не мн чета за тобой ходить, и хозяинъ у тебя мужикъ хорошій. Не властенъ я надъ собою. Умираю — люблю тебя, свтъ ты мой ясный.
28
Зачеркнуто:
А самъ ухватилъ ее зa руки, заливается плачетъ.
— Вишь, силы нтъ навивать, а влипъ, какъ репейникъ, брось, вишь что выдумалъ. Брось, говорятъ, вотъ я хозяину скажу.
— Да вдь ты сама… зачмъ ты вчера меня цловала?
— Вчера хотлось, а нынче работать нужно. Ну, вставай, брось. Нонче ночь наша будетъ.
— Правда, Маланьюшка?
— А то разв лгать буду. Правда, что ночь будетъ. Вишь дождикъ. Ну!
Нечего длать, очнулся кой какъ, навилъ возъ, перекинулъ веревку, похали. Идетъ подл.
— Не обманешь?
— Врно.
А сама все смется.
Скидали возъ, только успли, а ужъ дождикъ крапитъ. Живо подъ телги забился народъ, шабашъ. Дворниково сно убрали, свое осталось. — Длать нечего, пошелъ народъ по домамъ. Вдь догадалась же, шельма. Андрея оставила съ телгой, сама съ солдаткой домой пошла. Только вышли, Никифоръ, что съ солдаткой жилъ, за ними. Отстала солдатка, М[аланья] одна домой пошла. Дождичекъ прошелъ, солнышко проглянуло, идти лсомъ. Маланька разулась, подобрала паневу на голову, идетъ, ноги блые, стройные, лицо румяное, ну какъ ни приберется, все красавица — красавица и есть. —
Тутъ ее, видно, Богъ и наказалъ за вс шутки и за Андрюху. Дворникъ сно гуртовщику запродалъ и гуртовщика то въ этотъ самый день звалъ на покосъ сно посмотрть. — Идетъ Маланька черезъ поляну и о чемъ думаетъ, Богъ ее знаетъ: и солдатка тутъ съ Н[икифоромъ] въ голов и Андрюха — сама ушла, и жалко ей крпко Андрюху, и все; идетъ, видитъ — на встрчу человкъ на кон верхомъ детъ. Кафтанъ купеческой, картузъ, изъ кафтана рубаха александринская, сапоги козловые, конь низовой, молодецкой и на кон сдокъ, изъ себя молодчина — орелъ, одно слово сказать, толстый, румяный, чернобровый, волоса черные, кудрявые, бородка, усы чуть пробиваются. детъ, трубочку, мдью выложенную, покуриваетъ, плеткой ременной помахиваетъ. Изъ себя, сказать, что красавецъ, кто его не зналъ. Маланька не видывала его въ жизнь, а мы такъ коротко знали Матвй Романыча, гуртовщика. Такой шельмы другой, даромъ что молодой, по всей губерніи не было. Насчетъ ли бабъ, двокъ обмануть, скотину чумную спустить, лошадьми барышничать, рощицу гд набить, отступнаго взять — дошлой былъ, даромъ что годовъ 20 съ чмъ, и отецъ такая же каналья.
— Здравствуй, тетушка, куда Богъ несетъ?
А самъ поперекъ дороги сталъ.
— Домой идемъ, что дорогу загородилъ, я и обойду.
Повернулъ лошадь, за ней похалъ. Посмотритъ на него баба — орелъ, думаетъ, это не Андрюх чета.
— Какъ тебя зовутъ, молодайка?
— A теб начто?
— Да нато, чтобы знать, чья такая красавица бабочка.
— Какая ни есть, да не про тебя. Нечего смяться то.
— Какой смяться. Да я для такой бабочки и ничего не пожалею.
— Маланьей. Чего еще нужно?
(Онъ опять дорогу загородилъ). Слзать сталъ.
— Мотри! — да граблями на него.
— А по отчеству какъ?
— Радивоновна.
Слзъ, пошелъ съ ней рядомъ.
— Ахъ, Маланья Радивоновна, хоть бы поотдохнула минутку, ужъ такъ то ты мн полюбилась.
А Маланька какъ чуетъ чего недобраго, и лестно ей, и любо, и жутко, все скоре шагу прибавляетъ.
— Ты своей дорогой ступай, а я своей. Вотъ мужики сзади дутъ. Теб дорога туда, a мн сюда.
— Маланья Радивоновна, мн, — говоритъ, — за тобой не въ тягость идти.
Взялъ изъ кармана платокъ красный, досталъ, ей подаетъ.
— Не нужно мн отъ теб ничего, брось.
— Матушка, красавица, Малашенька! —говоритъ. — Что велишь, то и сдлаю, полюби только меня. Какъ увидалъ тебя, не знаю что надо мной сдлалось. Красавица ласковая, полюби ты меня!
И Богъ знаетъ, что съ нею сдлалось, такая бой-баба съ другими. Только потупилась, молчитъ и сказать ничего не уметъ. Схватилъ онъ ее за руки.
— Негаданная, незнатая ты моя красавица, Маланья Радивоновна, полюбилъ я тебя, что силы моей нту. 10 мсяцевъ дома не бывалъ, — самъ блдный какъ полотенцо сталъ, глазами блеститъ, — мочи моей нтъ. — Сложилъ руки такъ то: — Богомъ прошу тебя, — голосъ дрожитъ, — постой на часъ, сверни ты съ дороги, Маланья Радивоновна, утшь ты мои тлеса. —
Растерялась, только и сказала:
— Ты чужой, я тебя не знаю.
— Я чужой, и стыдъ съ собой увезу.
Да какъ схватитъ ее на руки, — мужикъ здоровый, — понесъ ее сердешную.
Разузналъ все объ ней, гд дворъ, и гд ночуетъ, вынулъ кошелекъ изъ-за, пазухи, досталъ цлковый рубль, далъ ей. Взвыла баба:
— Пожалй ты меня, не срами.
— Вотъ теб, — говоритъ, — моя память, а завтра какъ темно, такъ я засвищу на задворк.
Проводилъ ее до выхода изъ лсу, слъ на коня и былъ таковъ.
5.
Пришла домой, старикъ, старуха ничего не знаютъ, не вдаютъ, а видятъ — баба другая стала. Ни къ чему не возьмется, все куда бгаетъ. Андрюх еще тошне стало. Пришелъ онъ разъ къ ней на гумно, сталъ говорить, такъ какъ на злодя напустилась, остервенилась вовсе, заплакала даже.
— И не смй ты говорить мн ничего, навязался — чортъ — пошутить нельзя, — заплакала даже, — отъ тебя мн горе все.
Ничего не понялъ, еще тошне стало Андрею, а все уйти силы нтъ. Хотлъ отецъ его на другое мсто поставить, много лишковъ давали, такъ нтъ, — говоритъ, — я даромъ здсь жить стану, а въ чужіе люди не пойду.
Тутъ, съ этаго покоса, и погода перемнилась, дожди пошли беспрестанные; которая мужицкая часть осталась, такъ и сопрла въ лугахъ. Кое-что, кое что высушили по ригамъ. Съ утра и до вечера лило; грязь, ни пахать — изъ рукъ соха вырывается, гужи размокаютъ, ни сно убирать, ничего. — Идетъ разъ Андрюха въ ригу, на барщину, по лужамъ посклизается, шлепаетъ; видитъ, баба, накрымшись платкомъ, съ хворостиной, голыми ногами по грязи ступаетъ — корову Маланька искала. Дождь такъ и льетъ какъ изъ ведра цлый день, скотину въ пол не удержатъ пастухи. Смотритъ, гуртовщикъ детъ, поровнялся съ ней.