Полное собрание сочинений. Том 86. Письма к В. Г. Черткову 1887-1889 гг.

Толстой Лев Николаевич

Толстой отвечает Черткову на письма от 12-го и 17-го июня 1887 г. В первом из этих писем Чертков пишет: «Дорогой друг Л[ев] Н[иколаевич]; жизнь наша здесь течет спокойнее и сравнительно гораздо, как мне кажется, правильнее, чем в Петербурге: хотя если посмотреть не туда, а к тому миру крестьян, который копошится, как муравейник, около нас, то поражаешься ненормальностью своей жизни в барском доме, на барских харчах; но — дай бог — не в барских занятиях. Я чувствую, что мы трудимся, и если не тем нормальным трудом, каким трудится простой рабочий человек (это, мне кажется, от нас пока закрыто — лишь бы только я не ошибался), то, по крайней мере, мы сознаем, что [стремимся] к тому, чтобы трудиться, как они. Мы идем против течения барской жизни, и нас, по крайней мере, не относит дальше от того берега. Я даже чувствую, что при малейшем ослаблении течения, уносящего нас вниз, мы делаем заметное движение в смысле приближения к тому берегу. Оказывается, однако, что отсутствие матери не развязывает нам рук. Мы живем на всем готовом

и все наши физические усилия направлены еще только на то, чтобы возможно меньше утруждать людей, нас окружающих, готовых и даже желающих нам служить»... «Знаете ли, я в Петербурге убедился, что наше понимание жизни, наше — в смысле тех, которые в общем понимают, как мы — это понимание жизни не застраховано от зарождения аскетизма и вытекающих из него нетерпимости и осуждения других. Я знаю, что обличения нужно всегда принимать с благодарностью, и что, как бы даже они ни были несправедливы, можно всегда извлечь из них пользу для себя, хотя бы тем, что расшевеливают и косвенно или случайно задевают за слабое место и обнаруживают его. Но несправедливое осуждение, осуждение в том немногом, что сознаешь в себе хорошего, что сознаешь в действиях правильного, такое осуждение, как ни старайся его не замечать, как ни старайся осуждающий его не показывать, такое осуждение содействует отчуждению, разобщению. И как я писал на-днях Павлу Ивановичу я вижу больше любви и христианства в, так сказать, язычниках, как Репин и Гаршин, общение с которыми действует на меня ободрительно в хорошем смысле, чем в своих, так сказать, единомышленниках».

Далее Чертков, сообщив, что он продолжает работу над вставками в рукопись «Ходите в свете», пишет о том, что желал бы уйти от работы в «Посреднике», а, в заключение, опять говорит о том, что чувствует себя хорошо. «Я больше и больше думаю о том, как бы освободиться от своей подавляющей деловой переписки по делам изданий. Как рад я был бы, еслиб нашел кого-нибудь, кому бы мог передать это дело. Об этом мне очень хотелось бы переговорить с вами. Так бросить я не могу, п[отому] ч[то] это и нехорошо по отношению к тем лицам, которые связаны со мной в этой работе, и по отношению к самому делу, которое налажено теперь, и остановится, если я выну свой винтик самовольно, не заменив его другим и не сговорившись с другими участниками. И выходит, что колесо вертится и меня увлекает с собою. А оставить свое обязательное механическое участие в этом деле, мне очень хотелось бы, не потому, чтобы оно мне надоело, а единственно потому, что оно меня связывает, а мне следует быть более свободным. Я чувствую несостоятельность письменной работы за столом, не вытекающей, как у писателя, из внутренней потребности своей природы, а чисто — деловой, механической, когда кругом живые люди, работающие и физически часто страдающие такими страданиями, которые я мог бы несколько облегчить, если имел бы время общаться с ними. Хотелось бы и самому поработать серьезно физически, и столярным мастерством, и отчасти полевыми работами. И ничего этого я не могу сделать из за «Посредника», сидящего у меня на шее. Я не унываю, но недоумеваю, и чувствую, что со стороны кто-нибудь другой и больше всех вы, мог бы мне помочь разобраться в этом деле, в котором я связан с другими, а не действую просто сам по себе. Ужасно хотелось бы, чтобы мне развязали руки, и, уверяю вас, что не из желания «погулять», а п[отому] ч[то] чувствую, что дело это незаконно меня стесняет. Я думаю, что должен же где-нибудь быть такой человек, который находится в том положении, в котором я находился, когда начинал заниматься изданиями. Я мог бы передать ему свою роль, — хотя бы механическую сторону своего участия: и он был бы очень рад посвящать свои труды и свое время такому хорошему делу. Я перебирал всех своих знакомых, но не нахожу... Вообще, Л[ев] Н[иколаевич], нам хорошо, так хорошо. И мне кажется, что я чувствую, что что бы ни случилось, всё будет хорошо, по крайней мере, я желаю такого состояния и себе и всем, кого люблю. У вас оно есть, я знаю».

Во втором письме Чертков пишет, что продолжает делать вставки в рукопись «Ходите в свете», и снова говорит о том, что его беспокоит вопрос, как вернуть крестьянам хотя бы часть тех денег, которые он получает от своей матери. «Главное же мое внимание помимо моей воли обращено к бедным крестьянам, которые обращаются ко мне за помощью материальной. В этом году я не чувствую в себе возможности отказывать во всякой материальной помощи тем нуждающимся, которые обращаются ко мне и живут кругом. Стараюсь не помогать деньгами, а вещественными предметами, которые им нужны. Но всё это ужасно сложно и опасно. Хочу оставлять здесь, т. е. отдавать тем крестьянам, у которых отнято, половину, по крайней мере, того, что мать передает в мое распоряжение, т. е. 10 000 рублей. Из этого может выйти страшное зло. И я со всех сторон соображаю, как достичь возможно меньшего зла при этом возвращении то[го], что награблено — тем, у кого награблено.

¹Зачеркнуто: всякий.

² Абзац редактора.

³Зачеркнуто: тему

⁴Зачеркнуто: време

⁵Зачеркнуто:

какой

⁶Зачеркнуто: друг

⁷Зачеркнуто: других людей.

⁸Зачеркнуто: важ

⁹Зачеркнуто: другихъ длъ

¹⁰ Написано по неразобранному слову.

¹¹Зачеркнуто: разъ

¹²Написано по слову: этому

¹³Написано по слову: человку

¹⁴Зачеркнуто: к, теперь можешь сдлать доброе только

¹⁵Зачеркнуто: для

¹⁶ Александра Прохоровна Озмидова (ум. 1889), жена Н. Л. Озмидова и мать Ольги Николаевны Спенглер, жены Федора Эдуардовича Спенглер, упоминаемых в этой фразе.

¹⁷ Толстой получал в это время письма от нескольких членов американского общества непротивления (Non resistance) — в частности от Гаррисона и Уипля (Whipple). С 1889 г. у Толстого начинается переписка с одним из старейших членов этого общества Адин Баллу (Adin Ballou) (1803—1890), и с помощником и учеником Баллу — Вильсоном. См. прим. к письму к Баллу, т. 64. О них говорит Толстой в книге «Царство Божие внутри вас». Книгоиздательством «Посредник» была издана книга А. Баллу «Учение о христианском непротивлении злу насилием». М. 1908.

¹⁸ В ответ на это письмо Чертков в письме от 26 июля писал: «Добрый Л[ев] Н[иколаевич], спасибо вам за ваше письмо. Как всегда вы мне написали то, что мне было нужнее всего. Я с вами согласен и буду продолжать с «Посредником» до тех пор, пока естественным путем не подвернется кто-нибудь, кто может меня заменить, и тогда я передам ему механическую сторону дела не из-за желания освободиться от хомута — для того, чтобы по возможности не слишком разбрасываться и лучше делать то, что ближе всего ко мне и сильнее всего напрашивается.

О денежной помощи я вас понимаю и также согласен. К Павлу Ивановичу у меня нет охлаждения. Напротив того, только потому и мучает меня так некоторое разобщение с ним, что я его очень люблю и дорожу единением с ним. Это я верно знаю. Писал же я вам про него, потому что вы самый близкий к нам обоим человек и можете каждому из нас при случае помочь разобраться в наших обоюдных с ним отношениях. Вы очень верно говорите, что не следует думать о своей правоте. Я действительно об этом думал слишком много, и это мешало мне входить в его положение. В этом смысле я уже ему написал накануне получения вашего письма, и слова ваши послужили для меня хорошим подтверждением того, что я только начинал смутно сознавать».

148.

1887 г. Июля 4. Я П.

Посылаю вамъ, милые друзья, программу повсти,¹ (очень благодарю, я ее списалъ, и она можетъ быть мн понадобится) и Притчу, к[оторая] плоха, но все-таки я немножко поправилъ ее.² Картинки Ге,³ по моему, лучше прежнихъ. Если это небольшой расходъ, то лучше ими замнить. — Рукопись о Будд я отдалъ Новоселову⁴ — онъ хотлъ писать. Здсь у меня только англійская поэма,⁵ а то все въ Москв. Если хотите, я добуду изъ Москвы и пришлю вамъ. П[авелъ] И[вановичъ] у меня спрашивалъ для цензора, изъ какого сочиненiя взяты мста Іоанна Златоуста?⁶ Вс изъ бесдъ на Евангеліе Іоанна. Я кончилъ свою статью, посылаю печатать;⁷ все ею занимался, a кром того, покосомъ, и время очень полно. Передайте мою любовь всмъ друзьямъ

Л. Т.

Напечатано (почти полностью) в ТЕ 1913, стр. 54. На подлиннике надпись синим карандашом рукою Черткова «№ 146 Я. П. 4 июля 87». Ответ на письмо Черткова от 26 июня 1887 г., в котором Чертков писал: «Галя кончает редактирование нового «Цветника» и мы хотим выслать его вам для просмотрения. Мне кажется, что он будет теперь гораздо лучше но нам необходим ваш отзыв. Посылаю вам одну вашу притчу, давно написанную. Мы хотели бы ее поместить в «Цветник», так как это прекрасная и нужная вещь. Быть может, вы захотите сделать какие-нибудь изменения, хотя она и так хороша. (Есть одно или два слова, которые я не разобрал). Пожалуйста, верните мне, как можно скорее. Верните мне также, если вам сейчас не нужно, ту программу повести, которую я вам доставил, в том случае, если вы там сделали какие-либо поправки. Я бы переписал начисто и доставил бы вам безотлагательно. И вместе с тем вписал бы ваши поправки в сохранившийся у меня экземпляр. Можете ли вы мне прислать материал для «Будды» вместе с тем началом вашего изложения, которое я переписал и доставил вам в Москву, или без этой рукописи, если вы ее оставили в Москве. Мне очень бы хотелось заняться «Буддою», если вы сами этого не сделаете...