Полное собрание стихотворений

Бальмонт Константин Дмитриевич

Женщина-змея

Меж всех цветов цветок найдется, Что лучшим кажется цветком. Меж песен – вещая поется, Меж вскриков – Небо знает гром. Есть Витцлипохтли меж Богами, Он самый страшный Бог над нами, Мечом он бьет, и жжет огнем. Среди цветов есть цвет агавы, И сок его есть пьяность сил, Тот сок, исполненный отравы, Кветцалькоатля опьянил. И меж огней есть дивно-синий, И меж Богинь – с одной Богиней Наш дух не тщетно связан был. Как между птиц есть лебедь белый, Так Цигуакоатль, Змея, Придя в Ацтекские пределы, Являла белость бытия. Ее движенья были нежны, Ее одежды были снежны, Ее воздушность как ничья. Но, если только в темной ночи Вставал тот нежно-белый свет, Восторг кого-то был короче, И кто-то знал, что счастья нет. И кто-то был в переполохе, И

проносились в высях вздохи, Как будто мчался Призрак Бед. И каждый знал, что час урочный Закончил целый ряд судьбин. И плакал воздух полуночный, И души плакали низин. То Цигуакоатль летела, Змея, чье нежно было тело, Она же – Матерь, Тонантцин. И где всего сильней шумели Порыв и стоны бытия, Там находили, в колыбели, В пеленках, острие копья. И это было как святыня, И знали, вот, была Богиня, Была здесь Женщина-Змея.

Тецкатлипока

Тецкатлипока, Бог, нигде Не возникающий для взгляда, Хотя он шествует везде, На Небесах, в исподах Ада, И по Земле, и по Воде. Глядящий пристально, и стройный, Не гнется в край добра, ни зла, Но, жизнь любя, он любит войны, И хочет, чтоб жила стрела. И потому он дух раздора, И он дразнитель двух сторон, Чтоб блеском вспыхнувшего взора Был миг текущий озарен. Чтоб трепетало пламя гнева Чтоб в звуках бранного напева Был стук мечей, и свист копья. Чтобы рыдала звонко дева Над красным цветом Бытия.

Тлалок

Тлалок, Тлалок, Стада привлек, Стада туманов сбил и спутал. Небесный свод был пуст, широк, Но встало облачко, намек, И тучей весь он мир облек, И он грозой весь мир окутал, И у цветов, румянясь, рты Раскрылись жаркие от жажды, И пили жадные цветы, И был в блестящих брызгах каждый, Был в страсти красочный цветок, Был в счастьи каждый лепесток, — И, влажный, в молниях смеялся, Отважный, в мире быстро мчался, В лугах и в Небе расцвечался Тлалок, Тлалок

Кветцалькоатль

Изумрудно-перистый Змей, Изумрудно-перистый, Рождающий дождь голосистый, Сверкание ценных камней, Пролетающий в роще сквозистой, Среди засиявших ветвей, Веселый, росистый, Змей! Обвивающий звеньями рвущейся тучи, Необъятный, весь небосклон, Властелин четырех сторон, Затемняющий горные кручи, Озаряющий молнией их, Крестообразным огнем, Смехом секунд огневых, Смехом, звучащим как гром, Рождающий между ветвей Шелесты, шорох, и звон, Властелин четырех сторон, Изумрудно-перистый Змей! Мировой Чародей, Возжеланьем своим Ты на Север, на Юг, На Восток и Закат, Заковавши их в круг, Чарованье пошлешь, в темных тучах агат Загорится – и чу, Полновесные капли, в их пляске гремят, Точно выслал ты в мир саранчу, Веселятся все страны, Обсидианы, Заостренных в разрывах, густых облаков Разъялись в сверканьи лазурно-зеленом Под звеньями Змея, который летит небосклоном. Мировой Чародей, Дуновеньем своим Ты дорогу метешь для Богов Воды, И скопив облака, их сгустивши как дым, Одеваешься в яркость Вечерней Звезды, Возвещаешь слиянье двух светов земных, Изумрудно-перистый, зеленый, Ты поешь лучезарным дрожанием стих, И на вешние склоны Вечер спускается, нежен и тих, Ночи рождаются дальние звоны, Дня завершаются ропоты, шепоты, сказки огней и теней, Светится жемчуг, зеркальность, затоны, Зыби отшедшего Дня все темней, Ночь все ясней от небесных огней, Бог лучезарный двойного начала, Бог проплывает в озерах опала, Змей!

Он который

Он, который опрокинул Свой лучистый лик, Он, который мир раздвинул, В час как к Ночи День поник, Он, который мир Пустыни, Мир Небес, где вечно, ныне, Вечно тонет каждый крик, Превратил во храм глубокий, В свод святыни звездоокой, Взором пристальным проник, Он, что в шапке звездочета Ясно видит Верх и Низ, Он, всемирный, звездный Кто-то, Перед кем миры зажглись, Он, волшебный, он, который Видит глубь, и видит взоры, Глянул. Тише. Глянь. Молись.

Голубая змея

Голубая Змея с золотой чешуей, Для чего ты волнуешь меня? Почему ты как Море владеешь Землей, И кругом предстаешь как Эфир мировой, С бесконечной игрою Огня? Почему, для чего, Голубая Змея, Ты горишь миллионами глаз? Почему бесконечная сказка твоя, Эти звенья, горенье, и мгла Бытия Удушают, возжаждавших, нас? Мы едва захотим. Голубая

Змея, Как желанью ты ставишь предел. Зашуршит, загорится твоя чешуя, И окончилось – Мы, или Он, или Я, Ты костер зажигаешь из тел. Голубая Змея с золотой чешуей, Я еще не забыл Вавилон. Не забыл теокалли с кровавою мглой Над родимой моею, над Майской землей, Где возлюблен был сердцем Дракон. Я еще не забыл ни Египет родной, Ни подсолнечник вечный, Китай. Ни того, как я в Индии, мучим Судьбой, Лотос Будды взрастил, мой расцвет голубой, Чтоб взойти в нетревожимый Рай. Голубая змея с золотой чешуей, Я тревожиться буду всегда. Но зачем я тебе, о, Дракон мировой? Или ты лишь тогда и бываешь живой, Как во мне океаном – Беда?

Золото-море

Есть Золото-Море. На Золоте-Море, Которое молча горит, Есть Золото-Древо, Оно одиноко В безбрежном гореньи стоит. На Золоте-Древе Есть Золото-Птица, Но когти железны у ней. И рвет она в клочья Того, кто ей нелюб, Меж красных и желтых огней. Есть Золото-Море. На Золоте-Море, Бел Камень, белея, стоит. На Камне, на белом, Сидит Красна Дева, А Море безбрежно горит. На Золоте-Море, Под Камнем, под белым, Подъяты железны врата. Сидит Красна Дева, Под нею – глубины, Под камнем ее – темнота. И Золото-Море Сверкает безбрежно, Но в глубь опускается труп То Красная Дева В бездонности топит Того, кто ей вправду был люб.

Кветцалькоатль-Вотан

Созвездье Южного Креста Сияло надо мной. Была воздушна темнота С шумящею волной. Усумасинтою я плыл, Могучею рекой, Несущий свежесть влажных сил, Как все, в простор морской. Усумасинтою я плыл, Рекою Майских стран, Где сотни лет назад скользил В своей ладье Вотан. То был таинственный пришелец Строитель Пирамид Остаток их, его венец, Сном длительности спит. То был возлюбленник волны, Чье имя влажно – Атль. Пророк, в зеркальность вливший сны, Дракон Кветцалькоатль Он научил чужих людей, Кветцалькодтль-Вотан, Что пламень ласковых лучей Живым для жизни дан. Что на уступах Пирамид Не кровь цвести должна И вот на выси твердых плит Вошла в цветах Весна. Душистость красочных цветов И благовонный дым И звучный зов напевных слов Навеки слиты с ним. Он был, прошел, он жил, любил, Среди лесистых мест, Оставив символ вешних сил, Равносторонний крест. Ушел, но вторит высота, Над тишью Майских стран, Созвездьем Южного Креста, Что здесь прошел – Вотан.

Бог цветов

Мы не видим корней у цветов, Видим только одни лепестки И не знаем их медленных снов, Их тягучей и долгой тоски. И не надо нам видеть его, Сокровенного таинства тьмы Нужно видеть одно торжество, Пред которым так счастливы мы. Бог Цветов, ты великий поэт, Ты нас вводишь легко в Красоту. Слава тайне, скрывающей след, Слава розам и грезам в цвету!

Он глядел

Он глядел в глубинность вод Он глядел в немые зыби, Где возможно жить лишь рыбе, Где надземный не живет Он глядел в лазурность вод, И она являла чудо, Доходя до изумруда, Что цветет, и вот, плывет. Он глядел на дно. Оттуда Восходила тайно власть, И звала туда упасть. Там была сокровищ груда, Рои там чудился теней Потонувших кораблей. Он глядел. Зрачки чернели. Расширялся малый круг. Колдовала страсть. И вдруг, Словно пел напев свирели. Добровольно, тот, кто смел, Как чужою волей кинут, Опускался в глубь, в предел, Где, мерцая, рыбы стынут, Тот тонул. А он глядел. Расширенными глазами Он смотрел в подвижность струй. В них как будто голосами Кто-то жил, и поцелуй Там горел, дрожа огнями. С драгоценными камнями Утонувший выплывал. С огнецветом, с жемчугами, С аметистом, жил опал. Он глядел, как тот смеялся Над подарками зыбей. Но душой не с ним сливался, — С ликом мертвых кораблей. И в глазах его, как в чуде, Что-то было там вдали, Веял парус, плыли люди, Убегали корабли. Путь до них обозначался Через глубь его очей. О, недаром меж людей, Он недаром назывался Открывателем путей.