Небо желто-красное зимнего заката,Колокола гулкого заунывный звон...Мысли, проходящие смутно, без возврата,Сердца наболевшего неумолчный стон...Снегом занесенные улицы пустые,Плачу колокольному внемлющая тишь...Из окошка вижу я кудри дымовые,Вереницы тесные деревянных крыш.Воздух жгучим холодом чародейно скован.Что-то есть зловещее в этой тишине.Грустью ожидания разум очарован.Образы минувшего снова снятся мне.
20 марта 1892
Восьмидесятники
Среди шатания в умах и общей смуты,Чтобы внимание подростков поотвлечьИ наложить на пагубные мысли путы,Понадобилась нам классическая
речь.Грамматики народов мертвых изучая,Недаром тратили вечерние часыИ детство резвое, и юность удалаяВ прилежном изученьи стройной их красы.Хирели груди их, согнутые над книгой,Слабели зоркие, пытливые глаза,Слабели мускулы, как будто под веригой,И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.И вышли скромные, смиренные людишки.Конечно, уж они не будут бунтовать:Им только бы читать печатные коврижкиДа вкусный пирожок казенный смаковать.
8 августа 1892
«Стоит он, жаждой истомленный...»
Стоит он, жаждой истомленный,Изголодавшийся, больной,Под виноградною лозой,В ручей по пояс погруженный,И простирает руки онК созревшим гроздьям виноградным, —Но богом мстящим, беспощаднымНавек начертан их закон:Бегут они от рук Тантала,И выпрямляется лоза,И свет небес, как блеск металла,Томит молящие глаза.И вот Тантал нагнуться хочетК холодной, радостной струе, —Она поет, звенит, хохочетВ недостигаемом ручье.И чем он ниже к ней нагнется,Тем глубже падает она,И пред устами остаетсяПесок обсохнувшего дна.В песок сыпучий и хрустящийЛицом горячим он поник,И, безответный и хрипящий,Потряс пустыню дикий крик.
l2 августа 1892
«Вот у витрины показной...»
Вот у витрины показнойСтоит, любуясь, мальчик бедный.Какой он худенький и бледный,И некрасивый, и больной!Блестят завистливо и жадноЕго широкие глаза.Порой сверкнет на них слеза,И он вздыхает безотрадно.Вот нагляделся он, идет.Вокруг него шумит столица.Мечтаний странных вереницаВ душе встревоженной растет,
2 октября 1892
«Я также сын больного века...»
Я также сын больного века,Душою слаб и телом хил,Но странно – веру в человекаЯ простодушно сохранил.В борьбе упорно-беспощаднойСгорели юные мечты,Потоптаны толпой злораднойНадежд весенние цветы,И длится ночь, черна, как прежде,Всю землю мглою полоня, —А все же радостной надеждеЕсть место в сердце у меня!
6 октября l692
«Я ждал, что вспыхнет впереди...»
Я ждал, что вспыхнет впередиЗаря и жизнь свой лик покажетИ нежно скажет:«Иди!»Без жизни отжил я, и жду,Что смерть свой бледный лик покажетИ грозно скажет:«Иду!»
12 октября 1892
Ирина
Помнишь ты, Ирина, осеньВ дальнем, бедном городке?Было пасмурно, как будтоНебо хмурилось в тоске.Дождик мелкий и упорныйСловно сетью заволокВесь в грязи, в глубоких лужахПотонувший городок,И тяжелым коромысломНадавив себе плечо,Ты с реки тащила воду,Щеки рдели горячо...Был наш дом угрюм и тесен,Крыша старая текла,Пол качался под ногами,Из разбитого стеклаВеял холод; гнулось набокПолусгнившее крыльцо...Хоть бы раз слова упрекаТы мне бросила в лицо!Хоть бы раз в слезах обильныхИзлила невольно тыНакопившуюся горечьБеспощадной нищеты!Я
бы вытерпел упрекиИ смолчал бы пред тобой,Я, безумец горделивый,Не поладивший с судьбой,Так настойчиво хранившийОбманувшие мечтыИ тебя с собой увлекшийДля страданий нищеты.Опускался вечер темныйНас измучившего дня, —Ты мне кротко улыбалась,Утешала ты меня.Говорила ты: «Что бедность!Лишь была б душа сильна,Лишь была бы жаждой счастьяВоля жить сохранена».И опять, силен тобою,Смело я глядел вперед,В тьму зловещих испытаний,Угрожающих невзгод.И теперь над нами ясноВечереют небеса.Это ты, моя Ирина,Сотворила чудеса.
1 – 22 октября 1892
«Ах, раздвиньтесь, стены душные...»
Ах, раздвиньтесь, стены душные.Степь нарядная, прихлыньИ мечты свои воздушныеНа меня, как рати, двинь.
22 октября 1892
«Туман не редеет...»
Туман не редеет,Молочною мглою закутана даль,И на сердце веетПечаль.С заботой обычной,Суровой нуждою влекомый к труду,Дорогой привычнойИду.Бледна и сурова,Столица гудит под туманною мглой,Как моря седогоПрибой.Из тьмы вырастая,Мелькает и вновь уничтожиться в нейТоропится стаяТеней.
6 ноября 1892
«Какая тишина! Какою ленью дышит...»
Какая тишина! Какою ленью дышитДремотный сад!Какою радостью беспечной пышетЕго закат!Мой старый клен, ты прожил много,Но что ты рассказать бы мог?Спокойна и убога,Перед тобою сеть дорог.Поник ты старыми ветвямиНад одинокою скамьей.Весенними ночамиТы слушал речи страсти молодой?Видал ты здесь потайные свиданья?Хранил ты на коре своейСледы ножа – немые начертанья,Понятные лишь ей?Скучающий старик, едва лиВ твоей тениСлова любви звучали,Едва ли пролеталиЛикующие дни.Вот сыплет ночь движением нескорымРой звезд на небе бледно-голубом,И бледная луна над косогоромВзошла серпом.Заснувшая беззвучно деревушкаТак ярко вся луной озарена,Что каждая лачужка,Как на столе красивая игрушка,Мне в ней отчетливо видна.Загадочные силы!Когда взойдет над ними день?Темнее сумрака могилыИх обнимающая тень.
20 октября – 24 декабря 1892
Творчество
Темницы жизни покидая,Душа возносится твояК дверям мечтательного рая,В недостижимые края.Встречают вечные виденьяЕе стремительный полет,И ясный холод вдохновеньяИз грез кристаллы создает.Когда ж, на землю возвращаясь,Непостижимое тая,Она проснется, погружаясьВ туманный воздух бытия, —Небесный луч воспоминанийВнезапно вспыхивает в нейИ злобный мрак людских страданийПрорежет молнией своей.
3 февраля 1893
«Сердцем овладевая злоба застарелая...»
Сердцем овладевая злоба застарелаяШепчет речи знойные, горько-справедливые,И скликает в бешенстве воля моя смелаяЗамыслы безумные, грезы горделивые.А над вьюгой замыслов, над огнем восстанияРеет тень зловещая, облачко летучее.Что-то непонятное за дверьми сознанияЧутко притаилося – лихо неминучее.Знаю: гость непрошеный с холодом презренияГлянет неожиданно в душу многодумную,И погасит хохотом веру неразумную,И погубит замыслы сладостного мщения.