Я в жизни вздоха не издам, доколе джан [121] ты для меня!Наполненный живой водой златой пинджан [122] ты для меня!Я сяду, ты мне бросишь тень, в пустыне – стан ты дляменя!Узнав мой грех, меня убей: султан и хан ты для меня!Ты вся – чинарный кипарис; твое лицо – пранги-атлас; [123]Язык твой – сахар, мед – уста, а зубы – жемчуг иалмаз;Твой взор – эмалевый сосуд, где жемчуг, изумруд, топаз.Ты – бриллиант! бесценный лал индийских стран ты дляменя!Как мне печаль перенести? иль сердце стало как утес?Ах! я рассудок потерял! в кровь обратились токи слез!Ты – новый сад, и в том саду, за тыном из роскошных розПозволь мне над тобой порхать: краса полян ты для меня!Любовью опьянен, не сплю, но сердце спит, тобой полно:Всем миром пусть пресыщен мир, но алчет лишь тебя оно!С чем, милая, сравню тебя? – Все, все исчерпано давно.Конь-Раш [124]
из огненных зыбей, степная лань ты для меня!Поговори со мной хоть миг, будь – милая Саят-Новы!Ты блеском озаряешь мир, ты солнцу – щит средь синевы!Ты – лилия долин, и ты – цветок багряный среди травы:Гвоздика, роза, сусамбар [125] и майоран ты для меня!
121
Джан – слово, означающее и душу и тело, вообще нечто самое дорогое, любимое.
122
Пинджан – особый сосуд, фиал.
123
Пранги-атлас– фряжский, заморский атлас.
124
Конь-Раш – конь Рустема из персидской эпопеи.
125
Cycaмбap – пахучая трава.
<1916>
Армянская песня любви
(Степаннос, XVII в.)
Нежная! милая! злая! скажи,Черные очи, яр! [126] черные очи!Что, хоть бы раз, не придешь ты ко мнеВ сумраке ночи, яр! в сумраке ночи!Много тоски я и слез перенес,Полон любови, яр! полон любови!Лоб у тебя белоснежен, дугойЧерные брови, яр! черные брови!Взоры твои – словно море! а я —Кормщик несчастный, яр! кормщик несчастный!Вот я в тревоге путей не найдуК пристани ясной, яр! к пристани ясной!Ночью и днем утомленных очейЯ не смыкаю, яр! я не смыкаю.Выслушай, злая! тебя, как твой раб,Я умоляю, яр! я умоляю!Все говорят ты – целитель души...Вылечи раны, яр! вылечи раны!Больше не в силах я этот сноситьПламень багряный, яр! пламень багряный!Ночью и днем, от любви, все – к тебе,В горести слез я, яр! в горести слез я!Злая, подумай: не камень же я!Что перенес я, яр! что перенес я!Сна не найти мне, напрасно хочуСном позабыться, яр! сном позабыться!Плача, брожу и назад прихожу —Снова томиться, яр! снова томиться!Ночью и днем от тоски по тебеГорько вздыхаю, яр! горько вздыхаю!Имя твое порываюсь назвать, —И замолкаю, яр! я замолкаю!Более скрытно я жить не могу,Произнесу я, яр! произнесу я! .Злая, подумай: не камень же я!Гибну, тоскуя, яр! гибну, тоскуя!Ах, Степаннос! думал ты, что умен, —Все же другим занялся ты, как видно!Бога оставил и девой пленен...Будет на Страшном суде тебе стыдно!
Я,елекачаяверевки,в синелине различаясиних тонови милой головкилетаю в просторе,крылатый как птица,меж лиловых кустов!но в заманчивом взоре,знаю, блещет, алея, зарница!и я счастлив ею без слов!
1918
127
См. сб. «Сны человечества»
Терем мечты
(Повторные рифмы.)
Как девушки скрывались в терем,где в окнах пестрая слюда,В Мечте, где вечный май не вянет,мы затворились навсегда.Свою судьбу мы прошлым мерим:как в темном омуте вода,Оно влечет, оно туманит,и ложь дневная нам чужда!Пусть за окном голодным зверемрычит вседневная вражда:Укор минутный нас не ранит, —упреков минет череда!Давно утрачен счет потерям,но воля, как клинок, тверда,И ум спокойно делом занятв святой обители труда.Мы пред людьми не лицемерим,мы говорим: «Пускай сюдаСудьи взор беспристрастный взглянет,но – прочь, случайная орда!Мы правду слов удостоверимпред ликом высшего суда,И торжество для нас настанет,когда придут его года!Мы притязаний не умерим!Исчезнут тени без следа,Но свет встающий не обманет,и нам заря ответит: «Да!»Мы ждем ее, мы ждем и верим,что в тот священный час, когдаВо мрак все призрачное канет, —наш образ вспыхнет, как звезда!
20 марта 1918
Вечеровое свидание
(Бесконечное рондо)
Наступают мгновенья желанной прохлады,Протянулась вечерняя тишь над водой,Улыбнулись тихонько любовные взглядыБелых звезд, в высоте замерцавших чредой,Протянулась вечерняя тишь: над водойЗакрываются набожно чашечки лилий;Белых звезд, в высоте замерцавших чредой,Золотые лучи в полумгле зарябили.Закрываются набожно» чашечки лилий...Пусть закроются робко дневные мечты!Золотые лучи в полумгле зарябили,Изменяя
волшебный покой темноты.«Пусть закроются робко дневные мечты!»Зароптал ветерок, пробегая по ивам,Изменяя волшебный покой темноты...Отдаюсь ожиданьям блаженно-пугливым.Зароптал ветерок, пробегая по ивам,Чу! шепнул еле слышно, как сдержанный зов...Отдаюсь ожиданьям волшебно-пугливымВ изумрудном шатре из прозрачных листков.Кто шепнул еле слышно, как сдержанный зов!«Наступили мгновенья желанной прохлады!»– В изумрудном шатре из прозрачных листковУлыбнулись тихонько любовные взгляды!
Благодарю тебя, боже,Молясь пред распятьем,За счастье дыханья,За прелесть лазури,Не будь ко мне строже,Чем я к своим братьям,Избавь от страданья,Будь светочем в буре,Насущного хлебаЛишен да не буду,Ни блага свободы,В железах, в темнице;Дай видеть мне небоИ ясному чудуБессмертной природыВседневно дивиться.Дай мужество – в миреБыть светлым всечасно,Свершать свое дело,И петь помоги мне,На пламенной лире,Все, все, что прекрасно,И душу и тело,В размеренном гимне!
130
См. сб. «Последние мечты».
Сентябрь 1917
Примечания
Часть I
Опыты по метрике и ритмике
«Оригинальность, – говорит Эдгар По (в статье „Философия творчества“), – отнюдь не является, как это полагают некоторые, делом простого побуждения или интуиции... Чтобы быть найденной, она должна быть тщательно отыскиваема». Эдгар По говорит это именно об оригинальности ритмов, сказав ранее: «Возможные разнообразия размера и строфы абсолютно бесконечны. Однако же в течение целых столетий ни один человек не сделал или никогда, по-видимому, не стремился сделать в стихах что-нибудь оригинальное». Последнее сказано слишком резко: и до Эдгара По все лучшие поэты и стремились «сделать» и «делали» оригинальное в области ритма: прежде всего – прямые предшественники Эдгара По, романтики начала XIX века, Шелли, Ките, Кольридж, раньше них Блэк, еще раньше Спенсер и мн. др. В двух других своих утверждениях автор «Ворона» прав безусловно: возможные разнообразия стихотворных форм абсолютно бесконечны, но, чтобы найти что-либо оригинальное, надо его искать. Несправедливый упрек, брошенный Эдгаром По поэтам «в течение целых столетий», должно принимать поэтому в следующем смысле: возможно бесконечно разнообразить форму, надо только искать, а вы искать не хотели и довольствовались шаблонами и в размерах, и в построении строф! Известно, что сам Эдгар По в таком грехе неповинен: почти каждое его стихотворение оригинально и по метру, и по строфе.
Оригинальность, в области размеров, может быть двоякая: поэт может пользоваться или новыми элементами, еще не испробованными (или мало распространенными) в поэзии его страны, или новой комбинацией элементов обычных, широко распространенных; то и другое может дать и новые, оригинальные метры, и новые, оригинальные ритмы. Эдгар По, в частности, обращался обычно, как он и сам признается, ко второму из этих приемов, то есть брал привычные элементы, но комбинировал их по-новому: так построен и метр «Ворона».