Полное собрание стихотворений
Шрифт:
Майор. Верно, опять г-жа Дурто или bon-mot [57] камердинера Людовика XV? Я терпеть не могу тех анекдотов, которые давно забыты в кофейнях в Париже.
Е. Оставь анекдоты. Это оригинальные стихи одного из наших молодых певцов!
Майор. Я стихов терпеть не могу!
Е. Comme vous ^etes arri'er'e [58] .
Майор. Этот-то комплимент я вчера только слышал от [моего] генерала О.
57
Острота (франц.). — Ред.
58
Какой
Е. Но оставим! Послушай стихи. Они в духе твоего фаворита Шиллера.
Майор. Ну, что за стихи?
Е. «Наполеон на Эльбе». В «Образцовых сочинениях»…
Майор. Если об Наполеоне, то я и в стихах слушать буду от нечего делать.
Е. (начинает читать).
Вечерняя заря в пучине догорала, Над мрачной Эльбою носилась тишина, Сквозь тучи бледные тихонько пробегала Туманная луна…Майор. Не бледная ли луна сквозь тучи или туман?
Е. Это новый оборот! У тебя нет вкусу (слушай):
Уже на западе седой, одетый мглою С равниной синих вод сливался небосклон. Один во тьме ночной над дикою скалою Сидел Наполеон!Майор. Не ослушался ли я, повтори.
Е. повторяет.
Майор. Ну, любезный, высоко ж взмостился Наполеон! На скале сидеть можно, но над скалою… Слишком странная фигура!
Е. Ты несносен… (Читает.)
Он новую в мечтах Европе цепь ковал И, к дальним берегам возведши взор угрюмый, Свирепо прошептал: «Вокруг меня всё мертвым сном почило, Легла в туман пучина бурных волн…»Майор. Ночью смотреть на другой берег! Шептать свирепо! Ложится в туман пучина волн. Это хаос букв! А грамматики вовсе нет! В настоящем времени и настоящее действие не говорится в прошедшем. «Почило» тут весьма неудачно!
— Это так же понятно, как твоя Атлантида, — прибавил я.
Е. Не мешайте, господа. Я перестану читать.
Майор. Читай! Читай!
Е. (читает).
Я здесь один мятежной думы полн… О, скоро ли, напенясь под рулями, Меня помчитМайор. Видно, господин певец никогда не ездил по морю — волна не пенится под рулем, — под носом.
Е. (читает).
И спящих вод прервется тишина? Волнуйся, ночь, над Эльбскими скалами!Майор. Повтори… Ну, любезный друг, ты хорошо читаешь, он хорошо пишет, но я слушать не могу! На Эльбе ни одной скалы нет!
Е. Да это поэзия!
Майор. Не у места, если б я сказал, что волны бурного моря плескаются о стены Кремля, или Везувий пламя изрыгает на Тверской! Может быть, ирокезец стал бы слушать и ужасаться, а жители Москвы вспоминали бы «Лапландские жары и Африканские снеги». Уволь! Уволь, любезный друг!
1821 или 1822
О РАБСТВЕ КРЕСТЬЯН
Назад тому года с два попалась мне в руки тетрадь о необходимости рабства в России. Четкими словами имя Ростопчина (как сочинителя) было обозначено на обвертке. Странно и досадно русскому читать такой сброд мыслей и суждений; если можно допустить, что сочинитель рассуждать умеет, то все, что можно было понять из этого хаоса литер и слов, все состояло в том, что господские крестьяне пользуются всеми выгодами, каких и самый век Астреи не представляет нам. Между тем как эти счастливцы в изорванных рубищах, с бледными, изнуренными лицами и тусклыми взорами просят не у людей (ибо владельцы их суть тираны), но у судьбы пищи, отдыха и смерти.
Равенство в мире быть не может, ибо физические и нравственные причины суть уже тому причиною; но кто дал человеку право называть человека моим и собственным? По какому праву тело и имущество и даже душа оного может принадлежать другому? Откуда взят этот закон торговать, менять, проигрывать, дарить и тиранить подобных себе человеков? Не из источника ли грубого, неистового невежества, злодейского эгоизма, скотских страстей и бесчеловечья?
Взирая на помещика русского, я всегда воображаю, что он вспоен слезами и кровавым потом своих подданных; что атмосфера, которою он дышит, составлена из вздохов сих несчастных; что элемент его есть корысть и бесчувствие.
Предки наши свободные, предки с ужасом взглянули бы на презрительное состояние своих потомков. Они в трепетном изумлении не дерзали бы верить, что русские сделались рабами, и мы, чье имя и власть от неприступного Северного полюса до берегов Дуная, от моря Балтийского до Каспийского дает бесчисленным племенам и народам законы и права, мы, внутри самого нашего величия, не видим своего уничижения в рабстве народном.
Какое позорище для каждого патриота видеть вериги, наложенные на народ правом смутных обстоятельств и своекорыстия. Зло слишком очевидно, чтобы самый недальновидный зритель не постигал его.
Но руководимый собственным опытом и вниманием на состояние господских крестьян в России, я решился самым кратким образом изобразить то, что называют необходимостью, даже благом для народа русского (я говорю о господских крестьянах). Цель моя есть: 1. Открыть глаза и вывести из заблуждения незнающих. 2. Выставить на сцену софизм бесчувственных эгоистов и тиранов народных.