Полное собрание стихотворений
Шрифт:
Чудаковатый, неприспособленный к практической жизни, полностью поглощенный научными и литературными интересами — таким предстает перед нами Хемницер в воспоминаниях и письмах его друзей. В автоэпитафии «Надгробная на меня самого» Хемницер как бы подытоживает свой жизненный путь. Он гордится тем, что путь этот был трудным, но честным, что, идя по нему, он избегал «подлости» и «убегал» знатных и богатых. Достоинство человека, утверждает баснописец, не в чинах и богатстве, а в его высоких духовных и моральных качествах:
Не мни, прохожий, ты читать: «Сей человек
Богат и знатен прожил век».
Нет, этого со мной, прохожий, не бывало,
А всё то от меня далёко убегало,
И подлости всегда и знатных убегал.
В другой эпитафии Хемницер так определил свое положение в обществе, итог своей жизни:
Жив честным образом, он весь свой век трудился,
Но умер так же наг, как был, когда родился.
При жизни Хемницера басни его вышли двумя изданиями: в 1779 году и перед отъездом поэта в Смирну, в 1782 году (также анонимно). Выход книги басен отнюдь не облегчил материального положения Хемницера. Литература в те времена не являлась средством заработка. Писать стихи и издавать книги могли лишь люди состоятельные, печатавшие их за свой счет или на средства мецената. Золотая табакерка или бриллиантовый перстень, пожалованный царицей или сиятельным меценатом, — вот награда, на которую в лучшем случае мог рассчитывать литератор. А баснописец, да еще сатирик, нередко предпочитал оставаться «анонимом», как Хемницер, во избежание неприятностей.
После ухода из Горного училища (в 1781 году) вопрос о службе встал перед баснописцем как самая острая необходимость. Однако сколько-нибудь подходящего места не находилось. То ли в этом виноваты были обстоятельства, то ли сам Хемницер с его непрактичностью и нежеланием склоняться в три погибели перед важными вельможами и начальниками, — но положение его становилось безвыходным.
В начале 1782 года друзьям наконец удалось найти для него место. Правда, совершенно чуждое интересам и навыкам писателя, но тем не менее сулившее некоторые выгоды. В турецком городе Смирне царское правительство после побед над Турцией пожелало учредить генеральное консульство, которое способствовало бы развитию торговли с азиатским материком. С помощью связей Н. А. Львова удалось на должность генерального консула определить Хемницера.
Разлука с друзьями и родиной, нездоровый климат Смирны, неприязненное отношение турецкого правительства к России, неподготовленность к подобного рода службе делали для Хемницера новую должность мало привлекательной. Но выхода не было. Призрачная надежда скопитъ на чужбине скромные средства для помощи семье, по-видимому, решила его судьбу.
По тем временам путь в Смирну был труден и долог. Сначала надо было добраться на лошадях до Херсона, а оттуда, уже морем, ехать до Константинополя. Только в сентябре 1782 года Хемницер прибыл к месту своего назначения. С самого начала пришлось потратить почти все наличные деньги на наем дома для консульства, на подарки, прислугу, а обещанные от казны суммы упорно не приходили. Так что вместо материального благосостояния, манившего его в Смирну, Хемницер вынужден был хлопотать о присылке ему хотя бы самых скромных средств на расходы. «Ты же знаешь, — писал он Н. Львову, — что я не расточителен. Подарки, янычара и вся визитная история из моих родных денежек шло. Что-то впредь будет, а теперь радости, право, немного».[1]
В далекой Смирне, с ее разноплеменным населением, чуждыми нравами, недружелюбием турецких властей, Хемницер чувствует себя особенно одиноким и бесприютным. В его письмах к Львову звучит порой отчаяние: «Представь, — обращается он к своему другу, — ...когда из християнской, то есть нравственной земли, оставя друзей, родных, отечество, вдруг увидит себя человек посреди неизвестной ему земли, обитаемой, говорят, людьми, которых не находит, один, без друга, без родного; должен вступить в новую и никогда ему известной не бывшую перспективу должности и дел. Скажешь не раз: где я? и что я? скажите мне кто-нибудь! Никто не отвечает. А если какой-нибудь голос где и отдастся, так этот голос такой, от
Хемницер честно и рачительно выполнял свои обязанности консула и стремился расширить деловые связи между Россией и Турцией. Со своей всегдашней моральной щепетильностью он отнюдь не использовал те возможности к обогащению, которые давала ему должность. Пребывание Хемницера в Смирне совпало с обострением русско-турецких отношений после присоединения к России Крыма. Положение русского консула в этих условиях становилось небезопасным. В письме от 2 июля 1783 года Хемницер прямо писал Львову в ответ на его беспокойные вопросы: «Не очень у нас смирно, говорят у вас? И у нас то же говорят. Убежища мне искать? Хорошо, если успею. Здесь, между прочим, все, будучи беспокойными слухами заняты, успели меня уже иные турками повесить, другие в части изрубить, и как кому рассудилось».[3] Вдобавок ко всему этому моровая язва, свирепствовавшая в Малой Азии, коснулась и Смирны, что создавало еще более напряженную и мрачную атмосферу.
Неблагоприятный климат Смирны способствовал тяжелой болезни, которая вскоре привела к гибели баснописца. Единственная надежда, поддерживавшая в это время Хемницера, — надежда на возвращение в Россию, к друзьям, к литературе. Однако ей не суждено было сбыться.
«Словом, и прямо тебе сказать, — писал он Львову, — кроме отечества и самого Петербурга для меня несть спасения... Теперь потяну еще, пока сможется. Хлеб мой насущный, я знаю, будет очень маленькими ломтями резан, да была бы только душа сытяе...»[1] Это было последнее письмо. «Потянуть» долго Хемницеру не пришлось. 20 марта (ст. ст.) 1784 года он умер. По словам одного из биографов (Д. Бантыш-Каменского), останки Хемницера были привезены в Россию и похоронены в Николаеве. Незадолго до смерти баснописец был избран в члены Российской академии.
После смерти Хемницера его друзья — Н. А. Львов и В. В. Капнист — отобрали в сохранившихся бумагах поэта ряд басен и вместе с уже ранее напечатанными им самим издали их в 1799 году под названием «Басни и сказки И. И. Хемницера, в трех частях».
2
Творчество Хемницера не ограничивалось баснями, которые принесли ему заслуженную известность. Хемницер написал также ряд острых и смелых сатир, едких эпиграмм, весьма важных для понимания его общественных взглядов и творческих принципов, а по своей обличительной силе и художественной завершенности отнюдь не уступающих его басням. Однако сатиры поэта «На худых судей», «На худое состояние службы», «Сатира на поклоны, «Ода на подьячих», «Сатира о разуме» и другие не были напечатаны при его жизни и стали известны лишь в 1873 году (когда их впервые опубликовал Я. Грот в своем издании сочинений и писем Хемницера). Естественно, что в это время сатиры могли вызвать лишь исторический интерес. Это, однако, не меняет их большого значения в творческом наследии Хемницера.
Сатиры — жанр весьма важный в литературе XVIII века, узаконенный поэтикой классицизма. Уже основоположник русской поэзии Антиох Кантемир выступал прежде всего как автор сатир («К уму своему» и др.), явившись тем самым зачинателем «сатирического направления», которое столь высоко оценил Белинский как направление, подготовившее появление реализма в русской литературе.
Обличая в своих сатирах современное ему общество, Кантемир проявил большую проницательность в изображении жизни, создав образы широкого социального значения. Важную роль имели сатирические послания и в творчестве крупнейшего представителя русского классицизма — А. П. Сумарокова. Развивая сатирические принципы Кантемира, Сумароков придал своим сатирам еще более злободневно-обличительный характер, гневно осмеивая неправосудие, взяточничество, корыстолюбие и бесчестные проделки подьячих, дворянскую кичливость, увлечение «галломанией». Сумароков облек сатирические послания и в определенную жанровую форму: большая часть его сатир написана шестистопным ямбом с парной рифмой.