Полное собрание стихотворений

Северянин Игорь Васильевич

В тот день к мисс Лиль. Я не пришел ни

завтра,

Ни через десять дней. Лишь через месяц

Мы увидались вновь, чтоб не расстаться

Семь полнолуний. И виной – Инстасса.

* * *

Да, мы ушли втроем. Но день весенний

Был так пригож, был так горяч и золот

И у Инстассы под сиренью глаза

Блестели так приманчиво и важно

Большие темно-серые соблазны

И так интимно прижимала руку

Мою она, что мы… вдвоем

остались.

Подруга поняла, что нам помехой

Является она; на перекрестке

Ближайшем поклонилась и исчезла.

А мы пошли не в парк, а в чащу леса,

Откуда целый вечер, ночь и утро

Дороги не могли найти обратной:

Мешала страсть, затмившая глаза,

Дня через два приехала Инстасса

Ко мне на час, и ровно три недели,

Захваченная страстью, прогостила.

Была ль то жизнь? Я думаю скорее

Ее назвать сплошным дурманом можно:

Болели губы от лобзаний страстных,

Искусанные в кровь; бледнели лица

И не работал мозг в изнеможеньи.

Но ревность Инсты так была несносна,

И так дика, и так невероятна,

Что я устроил бунт, и мы расстались

Молниеносно с пламенной Инстассой.

Впоследствии, однако, с ней друзьями

Встречались мы, когда на содержанье

Ее взял князь… Атракцион Цимлянский!

Я отдохнуть хотел от связи с Инстой

И написал покаянные строки

Своей мисс Лиль. Смущенно улыбаясь,

В мой дом вошла незлобивая Лиза.

* * *

Великий Римский-Корсаков и Врубель,

И Фофанов скончались в эти годы.

И благовестом звонов погребальных

Гудели необъятые пространства.

Три гения, как светочи, погасли.

Их творчество трехкратно, триедино,

И души их, насыщенные Русью,

В слиянии своем – уже эпоха.

Ах, незабвенны Александра Блока

Слова над свежей Врубеля могилой.

“Лишь истый гений может в шуме ветра

Расслышать фразу, полную значенья”.

Все трое обладали этим даром

И постоянно вслушивались в ветер,

Отображая в творчестве тот голос,

Который изъяснял России душу:

Ведь русский ветер веет русским духом.

* * *

Роман с мисс Лиль, неровный и волнистый,

То в нежных замираньях, то во вспышках

“Чудовища с зелеными глазами”.

Как говорит Шекспир про ревность,

вспышках

Моей косматой ревности, дремавшей

До той поры и Лизой пробужденной,

Благодаря былой новелле с князем;

Роман с мисс Лиль, нам давший темень муки,

В котором искры счастья слишком тусклы.

Роман с необъяснимым недоверьем

К ее словам, и взорам, и поступкам,

Тем

более, что в скверном не заметил

Ее ни в чем, был прерван новой встречей.

Взошла Мадлена на престол фатальный

Моей души тревожной и мятежной,

Моей души, как вихрь, неугомонной.

* * *

Мой дар расцвел в ту пору полным цветом,

И ею вдохновенные поэзы

Мне дали имя. Я судить не стану

О наших отношеньях, не приведших

К взаимности, как я ее трактую.

Не стану я судить Мадлены строго,

Чтоб не сказать ей много неприятных

И едких слов: к чему? – Ее кузина

Тиана ей сказала их немало

В мою защиту. Я отмечу только

Что с мужем, к сожаленью, слишком поздно,

По-моему, она рассталась; сердце

Свое тогда Тринадцатой я отдал.

Еще отмечу, что, не помня злого,

Я навсегда признателен Мадлене

За ею принесенную мне Славу.

И до сих пор не гаснет наша дружба.

И ныне в Югославии, в Апатии

Я ей пишу желанно, получая

Печальные, молитвенные письма.

В одном из них из старого романса

Цитата – “Бога ради, ей подайте:

Она была мечтой поэта”,– больно

Мое кольнуло сердце. О, Мадлена!

Не плачьте, не тоскуйте, было надо,

Должно быть, поступить, как поступили

Со мною Вы… Я вас не обвиняю.

* * *

С мисс Лиль расстались мы по доброй воле

Ее, она заметив чутко склонность

Мою к Мадлене, больше не хотела

Жить у меня. Я нежно, осторожно

Придерживал ее, но было тщетно:

Она ушла. Я, стоя на коленях,

Рыдая, провожал ее. И, плача

Ответно, Лиза долго колебалась

И вдруг ушла, стремительно ушла…

Смущен одним, как сообщает Злата,

Она сказала ей: ее я выгнал

И даже… надругался… Спорить с мертвой

Я не могу – я просто умолкаю.

А что касается ее ребенка,

Меня письмом ее сестра просила

В тринадцатому году о ней подумать.

Я жил тогда на мызе “Пустомерже”

У старенькой княгини Оболенской

С той женщиной, которая имела

Ребенка шестимесячного, дочку

Мою; та, несмотря на уговоры

И просьбы взять малютку, энергично

Противилась. То ревность или глупость?

Во всяком случае – жестокосердье.

* * *

Так шли года, и женщины мелькали,

Как лепестки под ветром с вешних яблонь:

Княжна Аруся, Сонна, Валентина

И Нефтис, и Гризельда, и Людмила,

И Фанни, и Британочка, и Вера,

И Ната – и я всех имен не помню.