Полнолуние
Шрифт:
Елена пристукнула каблуком:
— Сыграй же!
Городское «г», чуждое местному уху, вызвало усмешку у белобрысого паренька, соседа Захара, и он передразнил:
— На горе гуси гогочут, под горой куга горит!
— Гля, какой казак выискался! — одернул его Захар. — «Под хорой дошлупя»!.. А со мной не хочешь станцевать, Елена?
Захар передал баян своему ученику-подростку. Поднялся с ленцой и, подергивая плечами, припадая на одну ногу, точь-в-точь, как прихрамывающий дед Чоп за стадом гусей, двинулся по кругу. Настолько верно было это сходство, так
— А что? Законно.
Кто-то из девчат крикнул:
— Покажи, Елена, как стиляги танцуют!
Баянист взял ритмическую стильную мелодию.
Елена как бы шутя заерзала на месте подошвами, растопырив руки, изгибаясь всем телом и сильно кренясь то в одну, то в другую сторону. Девчата захихикали, отворачиваясь или же с завистью следя за танцующей. Устав, Елена бухнулась на карагач, потеснив девчат, и все притихли, никак не выражая своего отношения к диковинному танцу.
Подошла Варвара и, наблюдая за Еленой, с завистью подумала: «От такой ни один хлопец не откажется. В девках долго не засидится!» Потом вспомнила, как Елена говорила в день приезда из города, затянутая в узкое платье: «Я в английском стиле. Это сейчас модно».
Вдруг кто-то громко сказал:
— Захар, прочти указ Петра Первого насчет стиляг.
— Прочти! Прочти! — сразу наперебой загомонили парни и девчата.
Захар полез во внутренний карман пиджака и достал сложенный вчетверо, почти распавшийся на сгибах, потертый листок бумаги с отпечатанным на нем машинописным текстом. Это был шестой или восьмой экземпляр из-под копирки, буквы на нем расплывались, но Захар знал текст уже наизусть и при свете карманного фонарика бодро прочитал:
— «Указ Петра Первого от пятого июня 1709 года…»
— Врешь! Даже число назвал. Сам придумал!
— Не перебивай!
— Читай, читай, Захар!
— «…от пятого июня 1709 года. Нами замечено, что на Невской першпективе и ассамблеях недоросли отцов именитых в нарушение этикету и регламенту штиля в ишпанских камзолах и панталонах, мишурой изукрашенных, щеголяют предерзко…»
— Читает, точно дьяк.
— Тсс… Помолчи!
— «Господину полицмейстеру Санкт-Петербурга указую: впредь оных щеголей с рвением великим вылавливать, сводить в линейную часть и бить кнутом, пока от ишпанских панталонов зело похабный вид не скажется. На звание и именитость не взирать, также и на вопли наказуемых…». Также и на вопли наказуемых, — повторил Захар под общий хохот и осторожно сложил листок, спрятал в карман, весело кося глазами по сторонам.
А воздух, казалось, сгустился, пятачок сузился. Кудрявая шелковица, как овчинная папаха, укрыла под собой хуторскую молодежь, и было душно, и от садов шел густой пряный дух зреющих яблок и груш, часть которых опала и гнила на земле.
Захар ужом нырял в толпе, юлою вертелся то возле одной, то возле другой пары, кривлялся, острил, задавался.
— Ха! Ха! Ха! Ха! — вдруг гаркнет Захар в тишине дремлющего хутора, и бабы в хатах вздрогнут с перепугу, сплюнут и покачают головами: ну и бугай, ну и дурак!
— Наливайка, а ты знаешь, что придумал Чоп?
— Чего?
— Зарядил ружье солью и у кровати поставил. Я, говорит, этого гусятника все равно выслежу.
— Пойдем стащим ружье!
— Да ты что! Может, он не солью, а картечью зарядил.
— Чепуха. Пойдем. Не услышит. Законно…
— Не. Другой раз. Командировочный тут какой-то из района. Вон с Нюркой сидит.
— Ой, хлопцы, замучилась я с этим командировочным, — вздохнула в темноте свинарка Нюра. — Остановился у нас на квартире и проходу не дает… Да вы потише!
— Извиняюсь. Я только портфель положил на колени.
Стекла очков глянули на парней пустотой. Лысоватый мужчина отвернулся и снова что-то зашептал девушке на ухо, даже обнял за талию. Нюра отодвинулась и вдруг весело крикнула:
— Хлопцы, послушайте, что командировочный балакает. Про какие-то секретные бумаги. Я, говорит, могу тут всех арестовать. Чудак какой-то.
Парни вмиг плотно окружили эту пару.
— Какого лешего ему нужно? То руку целует, то на колени становится… Вот навязался.
— А вы чего глаза вылупили? — Незадачливый кавалер только теперь заметил толпу любопытных. — Ну-ка живо разойдись!
Но никто даже попытки такой не сделал.
— Вы знаете, с кем разговариваете?
Но с ним никто даже словом не обмолвился, все точно онемели от любопытства.
— Я вас сейчас… знаете что! Живо убирайтесь!
Парни плотнее сомкнулись вокруг мужчины, и это его озадачило.
— Я таких, как вы, знаете что? У меня бумага, подписанная… знаете кем?
— Хлопцы, давайте его в Иву бросим.
— Наливайка, бери за ноги, а я за руки.
— Не притрагиваться ко мне! — завопил лысый.
— Платок ему в рот, чтоб не орал!
— Документы надо проверить.
— Берите портфель…
— Не смейте!
Лысый юркнул сквозь толпу и побежал вдоль улицы пригибаясь. Сзади гулко топали ноги настигающих парней. Вдруг он присел, и в воздухе что-то блеснуло.
— Наган!
Парни бросились врассыпную, прячась за деревья, прижимаясь к хатам. Командировочный сидел на корточках, наверное целясь в кого-нибудь из них. Была такая темнота, что ничего нельзя было разглядеть. Парни съежились, ожидая выстрела. Там, где очерчивалась фигура человека на дороге, послышались сморкание, возня.
— Да что же это такое! Есть тут живая душа?
Ему не ответили.
— Ребята! — позвал командировочный жалобно, но и на этот раз никто не отозвался. Выругавшись, он продолжал шарить по земле рукою. В другой держал на весу портфель.