Polo или зеленые оковы
Шрифт:
–Ты точно головой где-то ударился. Лучше бы я дома остался.– Сказал Дэн.– Ладно. Если такое кислое настроение, как простокваша, тогда будем лежать и икать в потолок. Заметь, и это все потому, что ты, брат, не в духе.
Они проехали коническую гору, которая как старая молочная бумажная коробка возвышалась над коричневой степью. Невдалеке проплывали холмы, окруженные небольшими подлесками. Алые и рыжие цвета осенней листвы тонули в вечерней зорьке, которая все красила теплыми красками. Проплыла дивная дорожная развязка, которая одной своей веткой уходила в республиканскую столицу, другая провожала путников в маленький городок, который обозначен только на картах местного значения. Третья вела к институту. Машина шла ровно, лишь урчание двигателя и шум шин нарушали
–Смотри, уже вечер. Доедем до города– будет совсем темно. Я Лелика понимаю.
–Нет, Лелик, поворачивай назад. Я должен кому-нибудь дать в зубы.– Проворчал Дэн.
Лелик не ответил.
Мимо пролетали маленькие коричневые деревушки, еще не успевшие расхлябнуть от осенних дождей. Кое-где проходила одинокая корова, тупо глядя себе под ноги. Встречались белые кучи гусей, которым было все равно лето ли зима ли, чтобы погрузиться в речки. Вдоль дорог бродили облезлые псы, которые на осенней стуже смотрелись очень печально и одиноко, словно выброшенные из книги жизни перечеркнутые красной полоской листы. На голых полях еще ползали, уставшие от уборочной, трактора, которые под стать собакам были грязными и утомленными. По полевым дорогам, отмеряя версту за верстой, мчались облупившиеся от непогод и времени легковушки– плод отечественного автомобилестроения. Они, словно безумные навозные жуки, урча и фыркая, выбирались из грязи. В стогах, что высились вдоль обнаженных полей, резвились колхозники, обнимая распущенных девиц и бутылки, что они оберегали еще бережнее. Вместе с ними суетились юнцы на юношеских велосипедах, с малых лет впитывающие образ жизни и способ обращения с женским полом.
В розовой небесной вышине в огромную стаю сбились черные птицы и летели на юг. Им будет скоро хорошо. У них не будет зимы, которая в этих краях длится полгода. У них не будет голодных холодных ночей. У них будет тепло яркого южного солнца, будут жирные личики и корешки. Они будут набирать жир и веселиться, пока зимняя стужа на полгода укроет Русь. Им будет тепло и привольно, весело и счастливо, в то время как на матушке Руси будет свирепствовать мороз и вьюги, снега и метели. Значит так кому-то нужно.
Озябшие домашние гуси уныло бросали взгляд на своих дальних родственников, собирающихся в стаи в розовом просторе неба, которые за много веков своего существования так и не разучились летать. У них другая судьба. У них странствие и полеты, лишения и холодные ветры. Юг будет много позже. Домашние гуси– это совсем другое. У них своя судьба и свой жизненный путь. Только они наберут в весе, им отрубят голову, выбросят все их потроха собакам, набьют яблоками и черносливом живот и поставят на несколько часов томиться в печь. Пусть на юг летят другие. Мы остаемся здесь.
–Твоей подружке позвоним?– Спросил Дэн.
–Брат!!!– Вскричал Отец.
–Ах, да, забыл совсем, прости брат. А что ты ее так вдруг разлюбил?– Спросил Дэн.
–У нее нет веснушек.– Сказал Отец, раздумывая над тем, как важны веснушки для счастья.
–Да.– Согласился Дэн.– Это очень-очень веская причина. А я так вижу эту проблему: если есть у бабы рот– значит баба не урод. Подумай над этим на досуге.
–Лелик, у твоей подруги есть веснушки?– Спросил Отец.
–Нет, она бледная, как трепонема. Она может спокойно под настольной лампой загорать. И сгорит таки.– Засмеялся Лелик.
–И у моей нет.– Сказал Дэн.– Я ее в городе дома оставил.
–Да, кстати, ты же хотел с Аленкой приехать?– Спохватился Отец.
–Она в последний момент передумала.– Ответил Дэн.
–Или ты помог передумать?– Спросил Отец.
–Ну, или так.– Уклончиво ответил Дэн.
–Так что случилось? Расскажи.– Попросил Лелик.
–Я ее отправил в магазин за сигаретами. Пока она ходила, мне пришлось уехать. Вот и все.– Ответил Дэн.
–Молодчина.– Кивнул Отец.– Всегда так делай. Это очень поможет понимать друг друга.
–Брат, так ты еще дальше меня пошел. Ходил по лесу, ходил и родил, что Мать тебе больше не нужна.– Парировал Дэн.
Отец загрустил. Мать, если разобраться,– хорошая девочка. Но вот
–Ты что, бродяга? Настроение испортилось?– Спросил Дэн.
Отец молча кивнул. Перед глазами стоял некий дивный образ. Он эту девушку никогда раньше не видел, но, вдруг, понял, что он будет ее искать всю жизнь. Она стройна, высока. У нее непослушный каштановый локон падает на лицо. Она постоянно делает попытку прятать его за ухо, но у нее это нисколько не получается. Непослушный локон упрямо падает ей на лицо. У нее несколько едва заметных веснушек на лице. У нее карие глаза и обворожительная улыбка. Она чуть старше Отца, но это не имеет ни какого значения. Где Отец мог ее видеть? Не в кино, это точно. Такую актрису он бы запомнил. Не в институте, он бы выпрыгнул из собственных штанов, чтобы познакомиться с прекрасной незнакомкой. Он не мог ее видеть у друзей, иначе ему пришлось бы жить в подъезде, дожидаясь с ней встречи. Быть может, это мимолетное видение возникло в троллейбусе, где много лиц и лишь мгновение, выхваченное из вечности, вдруг всплыло там, в лесу перед глазами? Это еще ничего. Если это-троллейбус, он будет на нем много раз ездить, чтобы встретить ту незнакомку, образ которой возник в мечтах. А если Отец ее выдумал? Это гораздо хуже. Можно прожить жизнь и так и не встретить ее. Может ее придумал мозг, когда он без сознания лежал в Кичигинском бору, обдуваемый ветрами и укутанный в осенний туман?
–Извини.– Брат расстроился.– Не хотел.
–Ты здесь не при делах. Это во мне что-то сломалось. Прости ты меня, брат, что нюни распускаю. Я, наверное, просто за тебя сильно переживал. Знаешь, я себе уже всякие картинки рисовал… разного толка.– Ответил Отец.
–Расчлененным меня видел?– Поддакнул Дэн.
–Я с этого только начал.– Кивнул Отец.
–Очень рад, что разочаровал тебя.– Улыбнулся Дэн.
–Я тоже рад, что ты рад.– Сказал Отец.
Смеркалось. Осенью всегда темнеет рано. После привычного летнего солнца, осеннее светило очень быстро скрывается на вечерний покой. Кажется, что ему очень неприятно смотреть на угасание жизни, которая так бурно росла под палящими лучами в июле. Казалось, что солнцу опостыла эта планета, которая так не ценит летней зелени и гроз. Она променяла июльскую жару на холод и серость опавшей осени. Как можно долго смотреть на серые обнаженные стволы некогда зеленых деревьев, на кутающихся в свои легкие курточки людей, на серую слякоть, которая стала полноправной хозяйкой этой планеты? Даже ленивые коты, которые летом подставляли свои жирные бока солнцу, теперь ежились на завалинке или прятались по чуланам. Осенью даже псы слоняются по округе очень не весло. Их облезлые хвосты не дрожат от радости. Они ходят, тупо понурив голову, не отвечая на внешние раздражители.
Сама осень тоже стеснялась своего наряда, потому вовсе не возражала против коротких свиданий с дневным светилом, которое, пусть и молча, освещало все ее недостатки и нелепости. Осень старалась как можно скорее проводить солнце за гору, чтобы предаться своим мыслям. Она переживала, что, сколько себя помнит, она ходит обнаженная. Лето всегда носит яркие пестрые наряды, зима одета в белоснежные горностаевые меха, весна облачается в молодую листву и грозы. А осень всегда голая. Она отпугивает посторонние взгляды проливными дождями, на которые не скупится, она мечет молнии, чтобы загнать зевак в дома. Она гонит прочь солнце, чтобы самой не видеть себя.
После уборочной, осень прячется в себе и плачет во хмелю. Делать больше нечего. Хлеба собраны, картошка вырыта, праздников больше нет. Она пьет горькую и плачет. Она знает, что на следующий год все повторится снова. Она знает, что одежда, которая остается от лета, скоро пожелтеет и опадет, и она снова останется обнаженной. И это будет продолжаться до тех пор, пока не придет блондинка– зима. И так из года в год, из века в век осень остается со своими мыслями и слезами.
–Как учеба твоя?– Поинтересовался Дэн.