Polo или зеленые оковы
Шрифт:
Суся с разбегу выпила стакан. То что случилось с ее лицом, очевидно доказывало единство противоположностей. Глядя с одной стороны можно было подумать, что девчонка вот-вот умрет. Она сморщилась, как старая мошонка, по углам губ текли прозрачные капли текилы, из глаз выступили слезы и покатились по лицу, смешиваясь с алкоголем. Наступило апноэ. Тело задвигалось в агональных судорогах. Если на это посмотреть с другой стороны: человеку искушенному, могло увидеться бесконечное блаженство, от которого Суся закатила глаза, слезы немого блаженства выступили из глаз. От жгучего священного экстаза лицо обрело вид волнующей
–А-а-а, хорошо-то как, черти меня побери,– взревела Суся.– Ух ты. Дай скорее лимон.
–Вот это да…– Удивился Отец.
–Ты точно не станешь?– Обратилась она к Отцу.– А то сейчас наберемся, чтобы родители не узнали.
Отец покачал головой. А от рефлексов никуда не уйдешь, подумал он. Его тоже передернуло, будто он сам выпил текилы. Слюнные железы плюнули в рот липкой, как пот, слюны. Отец сглотнул. Выражение глаз сменилось на вожделение, как у собачки Павлова, что алчет носом залезть в миску. Он жадно наблюдал, как алкоголь нежно тронул интиму сосудов и, растворяясь в Сусе, пробирался через гематоэнцефалический барьер к мозгу.
–Как знаешь, а мы с Басмой посидим тут, good?– Кивнула Суся Басмачу.– Андрюху позови.
Басмач пожал плечами, давая понять, что ему поступило такое предложение, от которого невозможно отказаться. Меж деревьев раскинулся экран телевида, появилась физиономия друга.
–Опаньки, без меня.– Удивился Мормон, узрев пикничок на траве.– Кстати, здорово православные. Сейчас буду.
Экран телевида потух и спрятался в ветвях деревьев. Никто не успел и молвить звука. Непроизнесенные слова были сказаны про себя. Не прошло и секунды, как сквозь черноту выхода на поляну выбежал Мормон. Друзья махнули ему рукой.
–Что меня не позвали, жадины?– Спросил он.
–Так ить, позвали.– Сказала уже подхмелевшая Суся.– Утыр рядом.
–Что празднуем? Снова в разводе?– Спросил Отца Мормон.– Дай столик.– Кинул он Басмачу.
На траве появился стеклянный столик и подушки, которые бросили здесь же. Мормон взял с травы стаканчики, забрал один из руки у Суси и разлил из бутылки холодную прозрачную текилу.
–Мормон, мне не наливай.
–Чего так. Ты же еще трезвый?– Мормон от удивления поднял глаза от столика.
–Нет, на сегодня у меня планы.– Отрезал Отец.
–Так мы же в конверте, выйдешь– трезвым будешь. Какая разница.
–Разница,– усмехнулся Отец,– один пляшет, другой дразнится, вот и вся разница. Нет. Мы сегодня с Рыжей будем киндера делать. А она у меня сам же знаешь… Даже в конверте я выпью, так она меня все равно вычислит. Нет, лучше я потом, когда все закончится.
–Ну,– отмахнулся Мормон,– от этого занятия не так легко оторваться. Тебя может еще неделю не будет. Ты так, для запаха дерни немного, дури-то своей хватит. Да и иди.
–Все это очень интересно.– Сказала Суся.– Дети– это хорошо. А вы когда расписаться задумали, или так, в гражданском будете?
–Нет, завтра и распишемся.– Кивнул Отец.– Мне теперь отсюда никуда не деться.
–Кого хочешь?– Спросила Суся.
–Человечка.– Усмехнулся Отец.
–Ну это понятно…– Кивнула Суся.
–Родила царица в ночь
Друзья разлеглись на подушках возле столика. Ласковый теплый ветерок с мелкими капельками брызг обдавал молодых приятной прохладой. Вода в тихой заводи нет-нет возмущалась крохотными волнами, да редкими всплесками разыгравшейся рыбешки. Над водой носился рой мошкары, за которой из воды выпрыгивала водяная мелочь. Лишь тихий всплеск, да расходящиеся круги по воде напоминали, что река живая. Ласковая ива склонила свои зеленые плети к воде, будто пытаясь их отмыть от бесконечной зелени и тины, которая успела налипнуть на гибкие ветви. Огромный тополь выставил напоказ свои чудесные толстые корни, которыми тайно гордился. Пусть загорают. Тихий шелест листвы платанов и эвкалипта убаюкивал своей патриархальной размеренностью. Где-то вдали кричала во все горло маленькая пичужка, стучал головой о дерево дятел. Где-то в вышине поскрипывали стволы вековых дубов да корабельных сосен, будто жалуясь на ревматизм, который стал их бессменным спутником. Солнышко проглядывало несмело сквозь листву тихого оазиса, будто стараясь подсмотреть, что же делает подрастающее поколение, которой стоять у руля вселенной.
–Значит у вас все серьезно?– Спросил Мормон. Отец кивнул.– Ну, ладно, поздравлять сейчас тебя не стану. Поздравлю когда разведешься.
–Вот милый человек. И тебе спасибо на добром слове.
–Ну, за демографический взрыв,– поднял бокал Мормон.
–И за героя, а точнее, за инвалида сексуальной революции на Руси– Отца.– Вторил ему Басмач.
Друзья рассмеялись, выпили. Отец как оплеванный сидел на мягкой подушке, наблюдая за возлияниями. Чего-то, а точнее кого-то не хватало.
–Пиначета нет, Басмач, ну-ка, слетай за медведем, он за меня сегодня пить станет. Пусть порадуется. Мужик не верблюд, ему пить надо.
–Сам придет надо будет.– Проворчал Басмач.
Из-за кленового куста нехотя вышел маленький коала. Отец зааплодировал, ему вторили остальные. Под негромкие аплодисменты вышел на свой бенефис маленький ленивый и до одури трезвый медведь. Пошатываясь, он подошел к столику и расположился на коленях у Суси.
–Здравствуй, здравствуй малыш, как поживаешь? Как твое ничего?– Потрепала коалу Суся.
Коала, словно не замечая ее ласки, полез дальше на стол, где стояли пустые стаканы. Он схватил один из них и розовым шершавым языком стал слизывать оставшиеся капли мексиканской водки.
–Не томи его, дай блюдце.– Сказал Отец.
Блюдце не замедлило появиться. Искрящаяся жидкость сверкающими пузырьками заполнила до краев посудину. Пиначет самозабвенно припал к краю.
–Все, отпустило его.– Сказал Отец.
–Ну пусть и нас отпустит, давайте, пустим карасика.– Мормон поднял свой стакан.
Друзья подняли свою тару, очень мало похожую на кубки, однако, веселящую также. Звон стеклянной посуды возвестил всему лесочку, что было проглочено, по меньшей мере, граммов двести текилы, даже если не брать в расчет маленького коалу.
–Жалко, значит, в нашем полку скоро убудет.– Сказала Суся.
–Настася, перестань, чего ты несешь? Он через неделю к нам снова прибежит: налейте мне, налейте. Что мы его не знаем. В глотке пересохнет– про все на свете забудет.– Сказал Басмач, утирая рукавом лицо.