Полоса прибоя
Шрифт:
Со всех сторон сыпались умные рекомендации, но никто не советовал признаваться.
– Ты, Сильвер, стой на своем. Не убивал. В багажник труп не клал. А как обнаружил – так сразу к вам, ментам, полетел… Не те времена! Пусть докажут, что это ты мокруху сотворил. Или пусть отпускают. Мы в свободной стране живем.
– В свободной? Это когда мы на Украине жили, то был порядок. А как стали в Украине жить, то все пошло наперекосяк.
На первый допрос Славика вызвали через час
Следователь был толстый, а главное лысый, несмотря на свою фамилию – Чуб Виктор Петрович.
Чуб был не просто следователем, а старшим следователем местной прокуратуры. У него был опыт и странная манера общаться, применяя термины столетней давности. В ходе разговора он мог забабахать вот такие слова: «Премного благодарен… Батенька вы мой… Не извольте беспокоиться…».
У Чуба были очки в тонкой оправе, которые постоянно сползали на нос. Он поправлял их одним пальцем, часто тыкая себе в переносицу.
– Заходите, Вячеслав Андреевич. Присаживайтесь… Приятно познакомиться, хотя жаль – повод не самый приятный. Разрешите представиться: старший следователь прокуратуры Виктор Петрович Чуб.
– Очень приятно. Обо мне вы, вероятно, все знаете.
– Да уж, дорогой вы мой господин Зуйко. Знаем, но не все… Нам предстоит допрос по всей форме. Под протокол…
Чуб разместился за письменным столом, разложил бумажки и, поправив очки, начал сверлить Славика глазами.
– Вы признаете себя виновным в убийстве гражданина Комара?
– Конечно, нет… Какое убийство? Он совершенно случайно оказался в багажнике. Мне его подбросили.
– Жаль, подследственный… Очень, батенька, жалко, что вы не идете на контакт. Чистосердечное признание помогло бы нам всем. Но на «нет» и суда нет… Продолжим.
После известия об убийстве все в отеле Стручер сразу изменилось. Все постояльцы стали и единомышленниками и, одновременно, подозреваемыми.
Все улыбались друг другу, настороженно шептались о новостях, но после разговора каждый думал, что его собеседник вполне мог быть тем злодеем, который и убил бедного Комара.
Особенно все сочувствовали Ванде. Кто она – жена убийцы или жертва интриг и милицейского произвола? В любом случае именно она пока в центре этой трагедии.
У одного постояльца Стручера были и дополнительные поводы для волнений… Депутат Кулябко стоял в трусах в центре гостиной и размахивал газетой:
– Ты послушай, Оксана, что они пишут. Заголовок: «Убийство в доме Кулябко». Или вот: «Депутатский отдых нарушил труп в багажнике».
– Не волнуйся так, Евгений. Ты все еще не привык к журналистам? Они за удачную фразу готовы душу заложить.
– Верно! Из-за красивого словца не пожалеют и отца… Но при чем здесь я? Кто-то убил несчастного Комара, а мы с тобой просто жили
– Ты, дурачок, радуйся! Ты в центре внимания, а значит ты – яркая личность.
– Да, харизма у меня есть… Меня, Оксана, беспокоит не это. Во всех статьях намекают, что убийство загадочное и могут быть еще трупы… Может быть, нам переехать в «Ореанду»?
– Ни в коем случае! Скажут, сбежал – значит виноват! А потом, интересно, если еще кого-нибудь задушат?
– А Комара не застрелили?
– Нет, Женя. Его задушили куском электрического провода…
У Виктора Петровича Чуба была странная манера проводить обыск. Не очень законный способ. Он делал все один. Сам входил в помещение и проникался атмосферой. Потом что-то искал и только после этого приглашал понятых, экспертов и всю остальную братию.
В номер гражданина Комара следователь вошел без особых надежд. Покойный жил здесь всего несколько дней и атмосфера еще не сформировалась. Невозможно уловить ауру…
Чуб посидел в кресле… Номер был однокомнатный, и почти все было на виду. Легкий беспорядок, кусок электропровода на полу, разобранная кровать и что-то синее торчит под подушкой.
Это было не в правилах Чуба хватать что-нибудь на первых же минутах, но угол синей папки манил и отвлекал от других мыслей… Он встал, подошел к кровати и вытащил заманчивую синюю картонку с тесемками и надписью: «Папка для бумаг».
Внутри было несколько листочков старой бумаги. В документах были буквы «ять», а дата была очень красноречивая – 25 октября 1920 года. Для большевиков, для тех, кто уже не употреблял буквы «ять» – это был другой день. Это было седьмое ноября! Один из последних дней белогвардейского Крыма.
Следователь Чуб прочитал все документы, и на него накатило предвкушение самого важного события в жизни. Важнее, чем свадьба или покупка первых Жигулей.
Виктор Петрович хорошо знал горы над Ливадией но никак не мог припомнить место, описанное в плане… Вдруг он понял, что убийство произошло именно из-за этого. Кто хотел спереть синюю папку, тот и Комара пришил.
И еще Чуб сообразил, что теперь под прицелом и он сам. Особенно, если говорить всем о том, что было в папке. И о том, что она вообще была…
Для себя опытный Виктор Петрович решил, что глупо бросать все, бежать в горы и искать пещеру. Опасно!
Надо найти убийцу. Надо надолго закрыть его. А уж потом таскать ящики из пещеры… Чуб не хотел уходить из номера Комара. Здесь было удобное кресло, а в нем хорошо мечталось… Интересно, почем сейчас унция золота на Лондонской бирже? Если грамм стоит десять баксов, то кило – десять тысяч… Дальше получалось, что вес самого Чуба при пересчете через золото стоит миллион баксов.