Полоса прибоя
Шрифт:
Барон сообщал, что произвел Яблонского в чин полковника, поздравлял с этим и просил приехать в Севастополь для получения важного задания.
Вестовой торчал внизу, а князь не любил, когда его ждут. Он сел за откидной столик и быстро написал короткий ответ.
В первых строках он благодарил за производство в чин полковника и обещал оправдать доверие.
Во второй фразе сообщал, что прибудет в Севастополь завтра к вечеру. Приехать раньше не позволяют обстоятельства.
Он, конечно, хитрил. А если точно – врал! Он мог
Он мог бы выехать сегодня, но лень! Не хотелось вот так вдруг… Сегодня он позовет портного. Тот поправит форму, приделает к ней полковничьи погоны. Вот только зачем все это?
Красные крепко заперли в Крыму остатки белой армии. Здесь были лучшие офицерские части, много оружия, фуража, но еще больше здесь было беженцев со всей России. Не только князей и баронов, а всех, кто не пролетарии – инженеров, купцов, адвокатов, артистов.
Все эти люди жались поближе к пристаням, где за хорошие деньги их брали на борт турецкие или румынские шхуны… Они спешили. Все ждали, что красные прорвут Перекоп и за два дня займут весь Крым.
Яблонский не стал звать вестового. Он сбросил письмо с балкона и велел мухой лететь к Врангелю… А теперь можно и завтракать.
Вместе с князем за столом сидела женщина, с которой у него были особые отношения… Наталья Николаевна до недавнего времени была практикующим врачом в Киеве. Ее муж два года назад погиб в штабе Лавра Корнилова.
В прошлом году, когда Деникин успешно шел на Москву, Яблонский оказался в Киеве. Плохо залеченная рана на ноге воспалилась, и у него начался жар.
Он бродил по незнакомому городу, боясь упасть где-нибудь в подворотне… Он не помнил, как оказался у двери, на которой была табличка с очень нужным словом «врач».
В комнате пахло лекарствами, а перед ним стояла милая женщина в белом халате. Улыбаясь, она объясняла, что он ошибся, что здесь принимает женский доктор… Перед глазами у князя все поплыло. Он попытался извиниться, но потерял сознание и рухнул у ее ног.
Очнулся он через двое суток. Дмитрий Николаевич лежал в том же «женском» кабинете, но за ширмой и рядом со столиком, на котором стояли чашки, аптечные пузырьки и валялись коробочки с таблетками, резиновые трубки, бинты и салфетки.
Князь попытался сесть и сразу понял, что из одежды у него лишь повязка на ноге… Странно! Он пришел сюда в шинели и в фуражке.
Яблонский тихо сидел, а за ширмой женские голоса обсуждали очень важные вопросы. Он прислушался и сразу покраснел…
У Натальи Николаевны Лариной князь прожил еще месяц. Она перестала принимать пациенток, а он совсем поправился и как-то незаметно перебрался с койки за ширмой в спальню хозяйки.
Они ничего не говорили о своих взаимоотношениях. Они просто жили…
Дмитрию было тридцать два, а Наталье сорок… Его
Вскоре Деникину пришлось отступать, и они уехали в Крым.
Яблонский числился в штабе Врангеля, но все знали, что он выздоравливает после ранения и тихо живет в своем замке над Массандрой.
Наташа подала завтрак прямо в спальню. Она тоже была в халате, но в более легком, в шелковом, в таком, который распахивался, когда она вставала и наливала чай.
– Наташенька, ты что-то вчера говорила о Вертинском?
– Я сказала, что он здесь, в Гурзуфе… Вчера я встретила его и пригласила к нам на ужин. Ты не против?
– Конечно, нет… Я люблю Александра Николаевича. Только жалко его очень. Да и всех нас жалко!
– Почему, Дима?
– А потому, что спокойной жизни нам осталось две-три недели. Перед приходом красных все мы побежим… Нет, сначала мы поплывем в Стамбул, а потом будем расползаться по Европе. Кому мы там нужны? Скажи, ты представляешь Вертинского в Париже?
– Ты прав, Дмитрий, но люди везде живут. Человек ко всему привыкает.
Вечером, когда приехал Александр Николаевич, они говорили и о предстоящей катастрофе и о многом другом.
– Я слышал, князь, что винные хранилища в пещерах. А сам завод чуть ниже вашего дворца. Это значит, что и под нами могут быть бочки с мускатом?
– Совершенно верно. Я сверялся с планами их лабиринтов. Двадцать метров вниз – и там винотека со старинными бутылками. Там есть напитки со времен Екатерины.
– И что с этим будет, когда придут они?
– Не знаю, Саша… Большевики – народ озлобленный. Без доброты, без бога в душе. Но с другой стороны – это люди практичные… Продадут всю коллекцию иностранцам и купят красного ситца на скатерти.
Вертинский страшно обрадовался, когда узнал, что князь завтра едет в Севастополь. Певцу посоветовали добраться до Балаклавы. Оттуда маленькие пароходики ежедневно увозили людей в Румынию.
– Я понимаю, Дмитрий Николаевич, что Румыния это не Россия. Но она значительно ближе, чем Лондон или Париж. Подойдешь к Дунаю, а за ним своя земля.
– Это иллюзия, Саша! По мне, так Белград к России ближе – все-таки славяне… Но до Севастополя я вас довезу. Места в бричке хватит. И наговоримся вдоволь.
На заходе солнца они втроем вышли на балкон. За несколько минут до заката и небо, и море, и горы – все искрилось и многократно меняло цвета. Изумительны были осенние виноградники над Гурзуфом, там, где поселок Краснокаменка… Урожай еще не собрали, и весь склон горел разными красками в желтых и бордовых тонах.
Наташа предложила завтра утром поехать в сторону красных виноградников.