Полоса точного приземления
Шрифт:
В один прекрасный день он отправился в очередной отпуск. Уехал в хорошем настроении: вроде бы удачно отбившись от очередного выдвижения. Но в разгар туристической поездки в тихом, старинном русском городке его перехватили взбудораженные местные власти: поступила команда - Шумова найти и немедленно направить назад - принимать очередную новую должность. Вручая телеграмму, под которой стояла подпись, до того встречавшаяся им только в газетах, представители городского руководства не скрывали естественного в такой ситуации трепета… Словом, бегство не удалось.
Однажды в
Приехав с Евграфовым к Вавилову, Шумов принял участие в осмотре КБ, держась в группе гостей, а не в соответствии со своим рангом на полшага впереди. Впрочем, на ранги (даже на свой собственный, что, как мы знаем, случается не очень часто) он вообще смотрел трезво, без придыхания, с вавиловским же КБ был хорошо знаком, бывал здесь не раз; поэтому главным экскурсантом так или иначе оставался Евграфов. К нему-то в первую очередь и обращался Вавилов, переходя от одного стенда к другому:
– Это, Василий Никифорович, идет в серии… Вот поглядите, пожалуйста, в окуляр. Теперь нажмите кнопку. Видите?.. А теперь потяните ручку…
Все шло в лучшем виде. «Игрушки» срабатывали безотказно: загорались разноцветные лампочки, выскакивали яркие флажки. События развивались, казалось бы, в точном соответствии с предсказаниями Терлецкого. Единственное, что несколько настораживало Литвинова, это выражение лица Шумова. Нет, оно, разумеется, было безукоризненно серьезным, но в глубине шумовских глаз Литвинов, хорошо зная своего друга, безошибочно читал полное веселье. Шумов явно развлекался.
А Евграфов невозмутимо выполнял все, что ему говорил Вавилов: смотрел в окуляры, нажимал кнопки, поворачивал ручки. Наконец осмотр подошел к концу, и Главный конструктор широким жестом пригласил гостей и нескольких собственных, заранее об этом предупрежденных сотрудников в кабинет.
В дополнение к тому, что Литвинов видел час назад при первом посещении этого помещения, в нем кое-что прибавилось: закуски на столе и две миловидные («И об этом подумал», - отметил про себя Марат) официантки в беленьких передничках и с кружевными наколками в виде этаких кокошничков на головах.
Но Евграфов прошел не к блистательному банкетному, а к гораздо более скромному письменному столу Главного конструктора, сел за приставленный к нему спереди маленький столик («Демократичен. Места хозяина не занимает», - снова констатировал про себя Марат) и попросил Вавилова:
– А теперь, Виктор Аркадьевич, мы с Львом Сергеевичем хотели бы посмотреть технические требования на «Окно». И сводку несогласованных отступлений. И расчеты по обоснованиям… - Замминистра много чего хотел посмотреть.
И начался дотошный технический разговор. Евграфов влезал во все детали. Раза два, когда
– Ну, здесь суть дела, если не вдаваться в подробности… - Евграфов вежливо прерывал его:
– Нет уж, Виктор Аркадьевич, пожалуйста, давайте будем вдаваться…
В графике, схематически набросанном мелом на доске, гость ухватил неточность:
– Здесь точки перегиба быть не может. Она должна быть правее, где эпсилон переходит за единицу.
Замминистра оказался в курсе дела. Вполне.
Теперь Шумов, уже почти не таясь, подмигнул Литвинову. Потом, после угощения, которое все-таки состоялось, хотя и на добрых три часа позднее, чем было запланировано, Литвинов спросил Шумова:
– Что же ты не предупредил Вавилова?
– О чем?
– Сам понимаешь, о чем. О том, что Евграфов - голова.
– Ну, что он вообще «голова», и без меня известно. А что он специально к этому визиту готовился, кое-что подчитал, разные материалы затребовал, об этом я сам только по дороге сюда, уже в машине узнал… А тут - лампочки, флажочки, финтифлюшки всякие. Черт знает что такое…
Фраза «черт знает что такое» обозначала у Шумова - в зависимости от контекста - одобрение, неодобрение, восхищение, понимание, непонимание, возмущение, удивление и ряд других эмоций.
– Да!
– почесал затылок Вавилов, когда гости уехали.
– Тут мы, кажется, слегка маху дали. Он - инженер, этот Евграфов!
– Конечно, инженер, - заметил кто-то.
– Не инженера заместителем министра не назначили бы.
– Я не про диплом. Не про корочку. Он на самом деле инженер… А мы ему всякие детские развлечения подготовили. Это все твои идеи, Владислав Терентьевич! Ты вообще обрати внимание, как много меня подводишь!..
– Ничего, Виктор Аркадьич, не огорчайся. Все обошлось… Пойми психологию начальства. Ты же ему большое удовольствие доставил. Как же!.. «Чапаева» давно смотрел? Помнишь, как Петька про Фурманова говорит: «Мы-то думали, что комиссар эге-ге, а он, оказывается, ого-го!» - и пальцами у виска шевелит?.. Евграфов сейчас едет домой и думает: они, пентюхи, считали, что я «эге-ге», а я - «ого-го». И приятно человеку… Оказался умнее нижестоящих товарищей. Не так-то часто такое удовольствие начальству выпадает.
– Ну, этим-то - что Шумову, что Евграфову - думаю, часто. Головастые мужики. Ишь ты, еще подготовился специально! Хитрец…
– В общем, помяни мое слово: теперь Евграфов будет тебя любить. Любовью брата, а может быть, еще нежней, - счел полезным закончить разговор на оптимистической ноте Терлецкий.
Назавтра с утра был назначен очередной полет с «Окном». Задание в точности повторяло предыдущие. Чтобы набрать необходимое количество экспериментальных точек, нужно было выполнить добрые полсотни заходов на посадку. Повторять из полета в полет одно и то же задание не очень интересно. В этом смысле профессия летчика-испытателя развращает - приучает к разнообразию. Однако против «нужно» не попрешь. И, подписывая в диспетчерской полетный лист, Литвинов мрачно бурчал себе под нос: