Полосатый Эргени (сборник)
Шрифт:
В это мгновение случилось нечто совершенно неожиданное: в нескольких шагах от меня из-под земли, правильнее, из-под густого полога ярко окрашенной зелени, представлявшего полное подобие ковра в азиатском вкусе, вдруг взвилось в воздухе нечто, напоминавшее чудовищно толстое тело змеи, готовой ринуться на свою жертву, и в то же время раздался трубный звук, перешедший в неясное, но явно раздраженное бормотание. Еще миг —травяной и лиственный ковер разлезся по швам — и из какой-то ямы появилась голова великолепного слона-гиганта.
Как окаменелый, стоял я, не имея сил шевельнуться, бежать, даже прыгнуть.
А слон тем временем без всяких видимых усилий выбрался из ямы и, не спуская с меня горящих ненавистью глаз, медленно подвигался ко мне, волоча за собой на ходу правую заднюю ногу и длинную железную цепь, которая, извиваясь змеей, колотилась о камни развалин и обвивалась вокруг колонн и стволов деревьев.
Тут сознание опасности разогнало страх, парализовавший меня. Вскрикнув, я ринулся искать спасения в бегстве, оставив на произвол судьбы все мои художественные доспехи. В мгновение ока я выбрался из территории развалин. На бегу я не оглядывался, да это было излишне, ибо, даже не обладая длинными ушами Эддина, я все время слышал сзади себя яростное пыхтенье и ворчанье шагавшего за мной лесного великана.
Сознавая, что на ровной местности состязание со слоном на скорость может закончиться только невыгодно для меня, я инстинктивно начал искать прикрытия, шныряя среди стволов деревьев и укрываясь за торчавшими из-под земли здесь и там отдельными скалами. Вот на пути мне попалась обрывистая стена скал, поросшая кустарниками и деревцами, укрепившими свои верхушки в расщелинах. Миг — и я, как акробат, с непонятной для меня самого ловкостью, забрался по отвесной почти стене на самый ее верх, туда, где, по моим расчетам, слон ни в коем случае не мог достать меня.
В самом деле, как ни пытался слон последовать моему примеру и забраться на верх скалы, она оказывалась слишком крутой. Тщетно вытягивал он свой змееобразный хобот, надеясь стянуть им меня вниз, чтобы растоптать ногами или разбить о камни.
Несколько успокоившись сознанием своей безопасности, я вспомнил, что со мной всегда находился великолепный маузер с коническими пулями.
В борьбе со слоном это оружие не может считаться особенно действительным, но, за неимением другого, годилось и оно.
Тщательно прицелившись, норовя попасть в глаз, я выпустил в моего могучего противника все пули, имевшиеся в магазине револьвера, потом принялся переряжать его.
По-видимому, две-три пули попали в какие-нибудь чувствительные места огромного слоновьего тела. По крайней мере гигант испустил не столько яростный, сколько жалобный крик, опустил хобот и побежал в сторону ходкой рысцой.
Прождав с полчаса и видя, что зверь не возвращается, я осторожно спустился вниз со спасительной скалы и тоже рысью пустился по дороге в поселок.
Там уже начали ходить разные слухи относительно драмы, будто бы разыгравшейся в развалинах.
— Ты жив, саиб? — воскликнул радостно мой старый приятель, “муффетар” Мустафа. — О, саиб! Моя душа, словно чаша с пенистым вином, переполнена бурной радостью, и мои глаза не могут насытиться лицезрением... Дай, о, саиб, моим старческим рукам прикоснуться к членам благородного тела твоего, чтобы убедиться, что ты не призрак, о, саиб!
— Но какой
— Да успокоится душа твоя, о, великодушный и бескорыстный друг мой, Мустафа! — ответил я ему в тон. — Но ты лучше скажи, что же теперь делать?
— Ничего, саиб. Что же мы можем предпринять против явного одержимого злым духом гигантского слона, который, к тому же, выскакивает из-под земли, как... как настоящий призрак? Единственно, что мы можем сделать, это дать знать на ближайшую станцию, — там всегда находится много саибов-англичан, у которых имеются дальнобойные ружья. Англичане приедут и убьют это дьявольское животное. Если только, конечно, оно состоит из мяса и костей, как ты, саиб, уверяешь, а не из дыма и пламени, как думают некоторые люди...
“Муффетар” в самом деле послал верхового гонца на ближайшую станцию, и на следующее утро оттуда прибыл целый отряд охотников, желавших помериться силами со слоном.
Из любопытства я и примкнул к ним, запасшись винтовкой.
Разбившись на несколько партий, охотники отправились на место вчерашнего происшествия и очень скоро открыли тайну внезапного появления слона из-под земли: там, где моим взорам представлялась сравнительно ровная и гладкая местность, на самом деле на протяжении почти полукилометра проходил большой крепостной ров, местами почему-то переходивший в подземную галерею с гигантскими сводами. Ров этот заканчивался у очень густых порослей. Очевидно, слон обитал в этих порослях, а для визитов в развалины в качестве кратчайшего пути избрал полуподземную галерею.
Но это обстоятельство теперь очень мало интересовало охотников, стремившихся прежде всего разыскать лесного гиганта.
Однако слона найти в этот день нам не удалось. И только на следующий день небольшой отряд индусов-загонщиков возвестил выстрелами и звуками трубы, что мой враг отыскан. Но, увы! — охотникам не пришлось испытывать сильных ощущений в борьбе со слоном. Он был уже мертв, от его огромной туши шел невыносимый смрад, и над возвышавшимся горою туловищем роями вились противные зеленые мухи, а кругом стоял стон от голосов пожирателей трупов — голошеих коршунов-стервятников.
При нашем появлении коршуны лениво снялись с полуистерзанного ими трупа лесного великана, но не улетели, а расселись тут же поблизости.
— Саиб, — дернул меня за рукав храбрый Муззаффар, — это ты убил слона. Значит, тебе по праву охоты и принадлежат его клыки. Посмотри, саиб, ведь его клыки позолочены.
В самом деле, чудовищно-огромные клыки убитого слона носили на себе здесь и там следы позолоты.
“Муффетар” Мустафа разъяснил мне, что это означало: должно быть, в старые годы — сто-полтораста лет или больше тому назад — этот слон был любимцем какого-нибудь из индийских раджей. Очень возможно, что он был боевым слоном, участвовал в жестоких и кровопролитных сечах или служил радже в качестве палача. Потом ручной слон бежал, соблазнившись волей, оборвав цепь, которою его привязывали на ночь в стойле. Сорвать всю цепь он, разумеется, был не в силах, и много долгих лет он странствовал по джунглям, волоча обрывок ржавой, но все же крепкой цепи за собой.