Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
— А я почем знаю? На меня похожих хоть пруд пруди. Они только и делали, что посылали мне свои снимки почтой. — Она злорадно засмеялась. — Жаль, жаль, красавчик, но какая-то девка обвела тебя вокруг пальца. Уезжай-ка отсюда, пока у тебя бумажник не вытащили. И убери свою пукалку, а то невзначай укокошишь кого-нибудь.
— И то верно, — сказал Тренч из-за моего плеча. Он подошел к Солемену, держа наготове двустволку. — Уберите свою игрушку и убирайтесь отсюда. Между прочим, я чемпион в стрельбе по тарелочкам, а двустволка заряжена. Ну, марш отсюда.
И
Я запомнил ее номер и позвонил в полицейское управление. Если за ним что-то числилось, в чем сомневаться не приходилось, то незаконное владение огнестрельным оружием должно было на время убрать его со сцены. Исполнив этот приятный долг, я попросил к телефону лейтенанта Уиллса.
Уиллс возвращался с пожарища в горах, и дежурный сержант сказал, что может по радио предупредить его, чтобы он заехал к Фергюсону. Я ответил, что дело очень срочное, и пошел назад в большую комнату. Встретив в холле Тренча, я попросил, чтобы он некоторое время туда не входил.
Распираемые ветром луноподобные спинакеры растянулись цепочкой на пути домой. Фергюсон сидел на табурете возле шезлонга, держа ее за руку. Или, может быть, держала его за руку она. Сильная женщина, кем бы она ни была.
— Вас не затруднит снять очки, миссис Фергюсон? Пожалуйста.
Она сделала мне гримаску.
— Брр! Из-за этого синячищи я такая страшная!
Но очки она сняла и позволила мне посмотреть ей в лицо. Синяк был старый, уже подернувшийся желтизной по краям.
Получить его за последние полсуток она не могла. К тому же он был не под тем глазом. Гейнс держал револьвер в правой руке и ударил женщину на вилле по левой скуле.
Между той женщиной и этой были и другие, более тонкие различия. У той было ледяное лицо, как серебряная маска, и паяльные лампы вместо глаз, прожегшие в этой маске две дыры. Лицо передо мной было подвижным и веселым, несмотря на синяки. Глаза и губы улыбались.
— Насмотрелись? Уж теперь вы меня не забудете.
— По многим причинам. Кто-то выдавал себя за вас?
— Выходит, что так.
— И вы сказали, это не первый случай?
— Твердо я знаю про один. Но, может быть, были и другие. Тогда многое понятно.
— У вас есть какие-нибудь подозрения, кто это может быть?
— Кто мне это устроил в Палм-Спрингсе, я хорошо знаю. Майк Спир нанял сыщика, и тот доискался.
— Так кто же? Ваша мать?
— Не смешите. Мама, конечно, не образец добродетели, но такой пакости она мне никогда бы не устроила.
— Одна из ваших сестер?
— А вы не дурак. — Она повернулась к Фергюсону. — Этот мальчик совсем не дурак.
— Но которая? Рене или Джун?
Она засмеялась. Это был странный, пронзительный, горький и буйный смех, сочетавший трагическое с комическим.
— Господи, — сказала она. — Теперь до меня дошло. Кто, по-вашему, я?
— Мне известно, кто вы, Хильда.
— Может, вам и известно, да только я Джун. А Хильда как раз наделала долгов в Палм-Спрингсе под моим именем. Конечно, мне уже тогда надо было ее остановить.
— Ну и винить ее я особенно не могу, — добавила она мягче. — Она всегда мечтала прославиться, стать великой актрисой. По правде говоря, я эту болезнь подцепила от Хильды. Каково же ей было, когда она увидела меня на экране и поняла, что это я, ее сестренка Джун?
— С вашей стороны очень благородно взглянуть на это так.
— Мое благородство дорого не стоит. Ведь успеха добилась я. И, добившись, поняла, что не нужен он мне вовсе. А нужен мне Ферги. И благодарю Бога, что он мне его помог найти.
Ее улыбка напоминала улыбку ее матери, она озаряла ее лицо, как луч, который десятки световых лет пронизывал космический мрак ради этого мгновения. Фергюсон попытался улыбнуться ей в ответ, но только растянул губы. У него из всех пор сочился его собственный мрак.
— Хильда ваша старшая сестра?
— Ну да. Самая старшая из нас. А я вторая по старшинству. Но только Хильда нам сводная.
— Вы это точно знаете?
— Куда точнее! — Ее улыбка угасла. — В нашей семье это тайной не было. В семье Дотери тайн не бывало, уж папаша постарался. В детстве мы по три раза на дню это слышали, чуть садились за стол: дескать, Хильда не его дочь и вообще ничья. Очень нам приятно было слушать. Особенно Хильде.
— Но чьей-то она должна была быть?
— Маминой она была. С ее отцом мама познакомилась в Бостоне до того, как папаша на ней женился. Подонок бросил ее. Прислал ей тысячу долларов, а Дотери купил на них машину, чтобы добраться до Калифорнии. Вот и все, что я знаю.
Но и этого было достаточно. Зубы Фергюсона были стиснуты, точно у раненого, закусившего тряпицу, чтобы не застонать.
Его жена повторила свою историю Уиллсу, когда он приехал. Я устроился рядом и бдительно следил за ходом разговора, чтобы не допускать необоснованных предположений и не относящихся к делу подробностей. Фергюсон оставался моим клиентом, а Хильда была его дочерью.
Уиллс сутулился в кресле и слушал не перебивая. Вид у него был очень утомленный. На правой щеке чернел мазок сажи. Когда она кончила, он укоризненно покачал головой. Из его волос посыпались и затанцевали в солнечных лучах частички пепла.
— Жаль, что вы промолчали утром, миссис Фергюсон. В подобных случаях время — важнейший фактор, и за эти часы ваша сестра могла уехать очень далеко. А к тому же, рассылая предупреждения, мы указывали, что Гейнс будет один.
— Но утром я про Хильду не знала.
Он холодно поглядел на нее.
— Как же так, миссис Фергюсон? Ведь ее звонок выманил вас из клуба на стоянку, где вас схватили?
— Теперь-то я знаю, — ответила она. — А тогда не знала. Хильда назвалась Рене, нашей младшей сестрой. Сказала, что сию минуту приехала из Сан-Франциско и ждет меня на автобусной станции. И чтобы я поторопилась, а то она в очень тяжелом положении и ей нужна помощь.