Полосатый рейс (сборник)
Шрифт:
– А играть кто у вас будет? Сами внешности? – раздался иронический голос из толпы.
– Знаете, товарищ, вы почти угадали. Именно так и будет. Никакой игры. Снимается просто человек в нужном состоянии. Из таких кусков монтируется картина. Это новое, революционное искусство, поймите же!..
– Кто
– Эйзенштейн.
– Не слыхал.
– Он поставил «Стачку».
– Не видал. И что же – он всего одну картину поставил?
– Одну, но…
– Подумаешь! – презрительно сказал рыжий актер. – У нас в Одессе есть режиссеры – по пятнадцать лент поставили – Курдюм, например, Шмальц – известные режиссеры – не капризничают, берут актеров здесь, в Посредрабисе, и очень хорошо получается…
– В общем, это вопрос принципиальный, – сказал строго Сажин, – самовольничать вашему… как его?
– Эйзенштейн.
– …Эйзенштейну я не позволю. Так ему и передайте. Есть советская власть. Есть государственное учреждение для найма актеров – пусть не нарушает порядок.
– Послушайте, – теряя надежду быть понятым, сказал ассистент, – мы же почти всех людей берем у вас. Только не актеров, а плотников, билетеров, суфлера взяли, реквизитора…
Актеры шумели, не слушали объяснений ассистента и снова наступали на него.
– Вот вам мое последнее слово, – сказал Сажин, – категорически запрещаю брать кого бы то ни было, кроме артистов. Иначе будете отвечать в законном порядке. Можете передать это вашему знаменитому режиссеру, который поставил одну картину. Всего хорошего.
Ассистент с трудом пробился сквозь толпу актеров и выскочил на улицу – волосы всклокочены, майка разодрана, одна нога босая – сандалия
– Ну что? Приходить завтра?
– Что он вам сказал? Как же теперь будет?
Ассистент оглянулся на дверь Посредрабиса и решительно ответил:
– Ничего не отменяется. Всем явиться завтра к семи утра к памятнику Дюка. Ясно? И вы обязательно приходите, – обратился он к женщине, державшей за руки двух девочек, – я ведь вас записал?
– Да, записали. Еще вчера. Только… как же – если в Посредрабисе узнают…
– Все на мою ответственность. Договорились? Обязательно приходите. Вы очень нужны.
– Хорошо… – ответила женщина, – мне тоже это очень нужно…
Сажин открыл дверь в свою комнату. Там играл патефон, на кровати сидела Верка, рядом с ней матрос. Оба грызли семечки и сплевывали лузгу на пол.
– А, Сажин, – сказала Верка, – это мой двоюродный брат.
– Ну что же… – сказал «брат» и поднялся с кровати, – спасибо за компанию, извините, если что не так… – Он протянул Верке огромную лапищу и, проходя мимо Сажина, добавил: – Желаю наилучшего.
Матрос ушел. Сажин все еще оставался у двери. Играл патефон. Комната была заплевана лузгой, одеяло смято, грязная посуда на столе. Верка встала, оправила платье, подошла к окну и стала причесываться.
– Ну и что? – сказала она вызывающе.
Сажин резко повернулся и вышел из комнаты.
Много снималось кинокартин в то лето в Одессе, и одну из многих «крутили» молодые москвичи на одесской лестнице.
Конец ознакомительного фрагмента.