Полотно темных душ
Шрифт:
Прошло еще две ночи, которые принесли Жону отличные результаты. За это время он сумел расширить дырку в полу настолько, что мог просунуть вовнутрь голову, но не больше.
Он жаждал увидеть Полотно точно таким, каким увидела его Лейт так много лет назад. Джонатан зажег свечу, которую захватил с собой, и установил ее на полу часовни, просунув в отверстие только руку. Затем он высунул из дыры голову и увидел…
И он увидел!..
Слова, написанные его матерью на пергаменте не смогли подготовить его к тому, что предстало его глазам. Красота и ужас соединились в Полотне столь же прочно, сколь прочно были соединены между собой его ткань и пойманные ею души. Чувства, неожиданно нахлынувшие на него, возбудили
Ему показалось, что ткань Полотна слегка пошевелилась. Это могла быть игра света, но, возможно, ткань собиралась с силами.
– Вар? – снова позвал Джонатан.
На этот раз реакция Полотна была гораздо заметнее. Ткань его заколыхалась, словно ее коснулся легкий сквозняк.
– Я пришел помочь тебе, отец, – прошептал Джонатан.
Ветер подул сильнее. Он затушил свечу Джонатана и закружил по полу часовни густое облако пыли. Джонатан инстинктивно зажмурился, чтобы защитить глаза, и прошептал чуть громче:
– Не важно, насколько могущественно Полотно, все равно я спасу тебя. Полнолуние наступит завтра. Когда ты проснешься, я приду за тобой.
Вряд ли было далеко за полночь, но его работа была уже закончена. Джонатан вернулся в свою комнату, лег на кровать и уснул.
Наутро Жон вышел на утреннюю молитву вместе со Стражами. Время от времени он поступал так и раньше, однако теперь, когда он знал, что находится внутри часовни, он лучше понимал искреннюю мольбу монахов послать им побольше силы. Из них из всех один только Маттас был по-настоящему стар, однако остальные четверо братьев Ордена были бледны и худы, словно больны какой-то тяжелой болезнью, подтачивающей их здоровье и отнимающей силы. После молитвы Стражи сменялись: Маттас должен был занять место Гектора на страже ворот крепости на светлое время суток. Жон смотрел, как сгорбленный старик ковыляет через двор, чтобы расположиться на каменной скамье, залитой ярким светом утреннего солнца, и внезапно почувствовал, как последние остатки вины за то, что он собирался совершить, покинули его.
Его отец не был волшебником, не был никаким злобным созданием, которое заслужило бы вечное заточение в ткани Полотна. Вар был торговцем, может быть, слишком алчным, но его приговор был слишком суров. Джонатан не видел никакого вреда в том, что он собирался сделать. Ему казалось, что Полотно вряд ли обратит внимание на отсутствие одной, столь незначительной души, какой, без сомнения, была душа Вара.
Большую часть дня Жон отдыхал. За ужином он внезапно поднялся и сообщил остальным, что его снова знобит от холода и что боль в ногах, которая беспокоила его в первые дни после неудачной вылазки за стены, вернулась. Он рано лег спать, притворившись, что выпил снадобье Лео, однако он выплюнул его, как только добрался до своей комнаты. Некоторое время спустя, когда Гектор поднялся проведать юношу, он удачно разыграл наркотическое опьянение, но еще не спал, и Гектор не стал запирать дверь. Еще позднее, когда Гектор снова зашел к нему, он увидел на кровати что-то закутанное в одеяло, и ему показалось, что это Джонатан наконец заснул. Тогда Гектор запер дверь его комнаты и пошел дальше по своим делам.
В это время Джонатан уже спускался по скрытым в стене ступенькам. Когда Стражи собрались перед часовней и зазвучали первые слова вечерних заклинаний, юноша скользнул в тоннель и остановился только тогда, когда до отверстия, проделанного им в полу часовни, оставалось меньше фута.
Казалось, тоннель дышал. В нем ощущалось легкое движение воздуха то в одну, то в другую сторону, словно какое-то огромное существо, засевшее наверху в часовне, вдыхало и выдыхало воздух через него. Самый воздух казался живым, осязаемым, то влажным и теплым,
Поначалу молитвы Стражей доносились как будто издалека, заглушаемые слоем земли и стенами часовни. Они едва ли звучали громче, чем странное дыхание, которое перекрывало своим шумом даже стук сердца Джонатана. Из часовни наверху доносилась какая-то возня и звучали по каменному полу шаги.
В следующий миг на юношу обрушилась настоящая лавина звуков. Раздался пронзительный визг. Ему вторил страшный, хриплый хохот, сопровождаемый сочным чавканьем и хрустом. Над отверстием, проделанным им в полу, замерцали бледные сполохи света. Звуки становились все громче, и Жон почувствовал, как внутри него растет страх. Страшный крик, от которого кровь застыла в жилах, заметался по тесной часовне, эхом отражаясь от каменных стен, а сердитые шаги, оглушая, гремели над самой головой Джонатана. В мозгу его пронеслась одинокая испуганная мысль, что вот сейчас либо каменный пол часовни провалится и похоронит его заживо, либо беснующийся наверху шабаш затянет его к себе и поглотит. Неумирающие духи высосут кровь из его вен, а страшная Ткань вберет в себя то, что от него останется, как она поступила с его матерью.
Глядя сквозь отверстие в полу, Джонатан подумал, что придуманный им план никуда не годится. Даже если ему удастся отыскать своего отца, он ни за что не пролезет сквозь эту дыру. И даже если Вар каким-то чудом сможет протиснуться в тоннель, то куда им идти дальше?
Однако какой-то другой голос настойчиво твердил ему, что он слишком много и настойчиво трудился, чтобы теперь потерять надежду. Жон перевернулся на спину и стал дюйм за дюймом приближаться к дыре. Шум и грохот у него над головой продолжались, мелкие камни и комочки земли сыпались ему прямо на лицо, попадая в глаза. Юноша зажмурился так, что между плотно сомкнутых век выступили слезы, и продолжал медленно ползти вперед и вверх.
Шум прекратился.
Заклинания умолкли.
Дыхание остановилось.
Запертые в часовне твари ждали освобождения.
Неожиданно яркий свет упал на лицо Джонатана. Это было ослепительно-белое сияние, подобное тому, как сияет снег под лучами зимнего солнца. Жон открыл глаза и увидел, что теперь его лицо оказалось как раз под проделанным им отверстием в полу. Он не видел ничего, кроме этого ослепительного сияния, но чувствовал на себе взгляды множества глаз, которые пытались отгадать, насколько сильна решимость в его душе.
Время ползло удивительно медленно. Руки и ноги Джонатана затекли, а тело онемело, словно от холода. Прямо над отверстием появилось темное лицо мужчины. Когда оно немного отодвинулось, Жон сумел рассмотреть некоторые черты этого лица, хотя белый свет все так же бил в глаза. Лицо было треугольной формы, с высокими скулами и широко распахнутыми глазами серебристого оттенка. Волосы мужчины были снежно-белыми, и Джонатан подумал, что таким, возможно, станет его собственное лицо, когда он достигнет зрелости. Должно быть, это отец, но… Лейт описывала его по-другому. Она называла его…
Он почти вспомнил, но истина была унесена прочь, заглушена словами, которые произнес мужчина из часовни.
– Серебряный человек, – сказал он.
В тишине, внезапно установившейся над его головой, Жон ощутил настойчивое напоминание об осторожности, некое предупреждение, не облеченное в слова. На мгновение страх и ужас вернулись в нему, но он поборол их.
– Отец, – улыбаясь, прошептал он.
– Возьми меня за руку.
Чужой голос, так похожий на его собственный, произнес эти слова отчетливо и громко. Жон подчинился, и их руки соприкоснулись. Пальцы мужчины дрожали от переполнявших его чувств, но все равно они оставались холодными и безжизненными.