Половецкий след

Красницкий Евгений Сергеевич

Итак, в этом вот обществе представление человека о себе и своем “Я” начинает складываться на основе представлений других людей. Иными словами, каждый индивид – боярин, князь, смерд – соотносит мнение о себе с мнениями других людей, человек становится тем, каким его видят другие. Именно так все и происходит, согласно теории символического интеракционизма.

Как видят Брячиславу? Нет, сэр Майкл, не так! По-другому надо сформулировать: как Брячислава считает, какой ее видят окружающие? Та к она себя и ведет… Потому что считает себя могучей, сильной… вроде

бы как боярыня или княгиня. Однако вся соль в том, что вдовица-то не боярыня и не княгиня!»

Как бывший управленец и депутат (там!), Михаил Андреевич Ратников хорошо знал теорию социальных отношений. Кроме марксистского понятия «классы» есть еще понятие «сословия», как более узких социальных групп, место которых в обществе определяется не только их положением в системе социально-экономических отношений, но и традициями, и правовыми актами… и отношениями людей из других социальных страт.

Вдова Брячислава относилась к только что еще зарождающемуся сословию так называемого «дворянства». Все ее земли – покосы, рощица и две деревеньки в два двора – были пожалованы еще ее покойному мужу, а ныне перешли по наследству к вдове. Таким образом, получается мелкая свободная землевладелица. Крупные – это уже бояре, а дворяне – люди, получающие земли за службу своему сюзерену – как сословие, на Руси еще толком не сформировались. И потому можно с большой долей вероятности предположить, что в душе вдовицы Брячиславы царит форменный когнитивный диссонанс, говоря иными словами – бардак и брожение.

Свободная землевладелица… Несвободные тоже землями владели, тот же Ставрогин получил за свои услуги от князя Вячеслава Туровского несколько деревень, при этом оставаясь феодально зависимым по договору-ряду – рядовичем. Брячислава зависимой не была… Однако и земель у нее куда меньше, чем у Ставрогина! А выпендриться-то хочется, власть да силу свою показать – и чтоб люди так же думали! – в полном соответствии с теорией символического интеракционизма! Возможностей же к подобному выпендрежу – маловато. Кредит не возьмешь! Вернее, взять-то возьмешь – у какого-нибудь знатного феодала, – но тут же потеряешь свой свободный статус и превратишься в феодально зависимого «закупа», продавшего свою свободу за «купу» – землю или деньги.

Отпив кваску, сотник вдруг совершенно искренне подивился причудливому ходу собственных мыслей:

«Эдак, сэр Майкл, выходит, что в современном-то (том!) мире вообще свободных людей нет! Все – феодально зависимые. Либо рядовичи, либо закупы, а чаще и то и другое вместе.

Ладно… Давай-ка, сэр Майкл, ближе к делу… Понятно, что вдова хочет себя показать. Вопрос: как и на какие средства?»

Хмыкнув, Михайла подошел к двери и, вызвав секретаря Илью, поставил тому задачу – к вечеру собрать сведения о доходах и расходах вдовы Брячиславы и о ее, так сказать, «статусных» тратах, буде таковые имеются.

* * *

Таковые имелись!

Илья управился с порученным делом задолго до вечера, явился, когда еще даже не начинало темнеть, лишь протянулись по двору длинные синие тени, а яркий краешек солнца выглядывал из-за крепостной стены.

– У купца Артемидия из Смирны в январе месяце куплено десять аршин златой парчи, пять аршин аксамита и шелка – две паволоки.

Ценой все… сто плюс полста… плюс десять… всего – сто шестьдесят златников – солидов.

– Ого! – подивился Миша. – Это больше дюжины рабов прикупить можно. Куда больше дюжины.

– Еще не все, господин, – секретарь улыбнулся и снова вчитался в записанные на бумаге расчеты. – В начале месяца февраля… Ничего, что я по-ромейски месяцы? Так в торговых делах принято.

– Ничего, – махнул рукой сотник. – Мне так тоже понятнее… Продолжай.

– В начале февраля месяца на торгу у пристани куплено у туровского купца Никифора…

– Х-хо! – Миша прищурился. – Помню, помню, дядюшка приезжал! Матушкин братец… Дед его на стоялый мед раскрутил, а потом и на винишко грецкое… Ну, да ладно. Так что купила-то?

– Ожерелье с янтарем-камнем ценою в пять златников, браслеты серебряные с зернью – два златника, со сканью серьги – десять кун, еще всякого бабьего товара по мелочи – кушаки, ленты, кольца…

– Значит, всего около двух сотен золотых ромейских монет, я так понимаю? – подытожил сотник.

– Да, все так и сеть. Примерно.

– А доходов?

– А доходов нынче у вдовицы негусто! Едва на треть.

– Ага! – Миша потер руки. Дебет с кредитом не сходится. Расходы больше доходов на две трети! Откель золотишко? Ясно – получено за какие-то дела. Наркотой вдовушка не промышляет, в майнинге тоже не замечена, значит – кто-то дал. За красивые глаза? Ой ли… – Да! Илья, а раньше-то – в декабре, в ноябре… вдовица ни на что не тратилась?

– Нет, господине. Все проверил, всех опросил.

– Значит, деньги у нее в конце января появились! Та-ак…

– День-ги? – услыхав незнакомое слово, вскинул глаза Илья.

Ну правильно, «деньги» – от татарского «денга», это еще через пару сотен лет только…

– Златники ромейские.

– А… Ну да, так и есть – тогда и появились.

– А сходи-ка ты… Хотя нет… Ступай пока. Благодарю за службу.

Михайла хотел было отправить секретаря на пристань, в гостевой дом, к надсмотрщику по торговым делам – тиуну Василию, составить список всех купцов, кто торговал в то время – в конце января. Хотел, да расхотел – слишком уж много народу получалось. Это ж не только самих купцов, это ж всех надо – от приказчиков до самого последнего возницы.

Не-ет, так посланца не вычислить. От вдовицы надо плясать, от вдовицы!

* * *

Обо всем подумал Михайла, а вот о собственной безопасности как-то забыл.

А не следовало бы забывать!

Вечером он собрался было навестить Юльку. Велев оседлать коня, выехал со двора крепостицы. Гнедой жеребец, заржав, застучал копытами по дубовым плашкам, по толстым доскам моста.

Стража только успевала отдавать честь:

– Здрав будь, господин сотник!

– Здрав будь!

– Здрав будь…

– И вам доброй службы, парни!

Миновав мост, Миша повернул налево – там, по неширокой санной дорожке, на окраину, к дому целительницы Настены как раз по пути было.

Подмораживало. Легонько так, хорошо – аж дышать приятно! Скрипел под копытами снег. В синем сумеречном небе одна за другой вспыхивали звезды. Над центральной площадью Ратного, над колокольней, медным сверкающим тазом повисла луна. Не совсем уже кругла – немножко погрызена слева, что означало – февраль-месяц повернул на излом, к весне ближе.