Половина желтого солнца
Шрифт:
— Завтра я еду домой, — сказала Угву мать.
— Останься еще на пару дней, отдохни.
— Нет, поеду завтра. Поблагодарю твоих хозяев, когда они вернутся, и скажу, что выздоровела и могу ехать. Да воздастся им за доброту.
На другое утро Угву проводил мать до конца Одим — стрит. Давно ее походка не была такой упругой — даже когда она несла на голове тюки с поклажей, — а лицо таким молодым, почти без морщинок. — «Будь здоров, сынок», — сказала мама, сунув ему в руку жевательную палочку.
К приезду матушки Хозяина Угву готовил острый
— Вкусно пахнет твое варево, — похвалил Джомо.
— Это для матушки Хозяина. Рис джоллоф с жареной курицей.
— Если б я знал, дал бы тебе мяса. Куда вкусней, чем курица. — Джомо кивнул на сумку, привязанную к велосипеду. Он уже раньше показывал Угву пушистого зверька, завернутого в листья.
— Не годится подавать тут деревенскую еду. Хозяева не едят крыс, — смеясь, ответил Угву по-английски.
Джомо обернулся:
— Dianyi, [47] ты говоришь по-английски совсем как дети лекторов.
Угву кивнул, радуясь похвале, а еще больше — тому, что Джомо никогда не узнает, как в школе дети с измазанной кремом кожей и безупречным английским всякий раз хихикают над его произношением, если миссис Огуике обращается к нему с вопросом.
47
Дружище.
— Харрисона бы сюда, пусть бы послушал, как человек говорит по-английски и не кичится, — продолжал Джомо. — А он-то мнит, будто все на свете знает, и только потому, что служит у белого. Опуе nzuzu,глупец!
— Еще какой, — поддакнул Угву. В прошлые выходные он точно так же горячо соглашался с Харрисоном, что Джомо редкий дурень.
— Вчера этот осел запер бак с водой и не давал мне ключ, — пожаловался Джомо. — Дескать, я воду не берегу. Будто вода его собственная! А если цветы погибнут, что я скажу мистеру Ричарду?
— Да, нехорошо. — Угву покачал головой.
В прошлый раз повар и садовник повздорили из-за того, что Харрисон спрятал газонокосилку и не говорил Джомо, где она, пока тот не перестирал рубашку мистера Ричарда, загаженную птицами. Это все Джомо с его Дурацкими цветами, на них-то птицы и слетаются! Угву Поддержал обоих. Джомо он сказал, что Харрисон зря спрятал газонокосилку, а Харрисону — что Джомо не стоило сажать на том месте цветы, раз они привлекают птиц. Угву больше нравился неторопливый Джомо с его небылицами, но Харрисон, упорно говоривший на скверном английском, таил бездну знаний обо всем чужеземном и неведомом. Угву мечтал приобщиться к этому знанию и потому дорожил дружбой с обоими; он как губка впитывал и хранил их рассказы.
— Рано или поздно Харрисон от меня всерьез получит, — грозился
— Ой! Это она! Матушка Хозяина! — Угву со всех ног кинулся в дом, даже не ответив на прощание Джомо.
Матушка Хозяина оказалась крепко сбитой, темнокожей, неугомонной, как и сын; вряд ли ей понадобилась бы помощь, даже если б она несла котел с водой или вязанку дров. Угву удивился: рядом с ней, потупившись, стояла молодая женщина с сумками в руках.
— С приездом, Матушка, нно, — сказал Угву. Он забрал у молодой женщины сумки. — С приездом, тетя, нно.
— Так ты и есть тот самый Угву? Как поживаешь? — Мать Хозяина потрепала Угву по плечу. Покрывало из дорогой ткани, повязанное вокруг бедер, делало ее фигуру квадратной. Носила она его не так, как женщины в университетском городке, привыкшие к кораллам и золотым серьгам, а так, как носила бы дорогое покрывало его мать, — стесняясь, будто не веря своему богатству. Зеленый тюрбан был надвинут низко, почти до бровей.
— Хорошо, Матушка. Как добрались?
— Хорошо. Бог вел нас, chukwu du anyi. — Она разглядывала радиолу. — Когда вернется мой сын? — говорила она, как Хозяин, зычно и властно.
— Они придут вечером. Велели вам отдохнуть с дороги. Я готовлю курицу с рисом.
— Отдохнуть? — Мать Хозяина с улыбкой прошла на кухню. На глазах у Угву она достала из сумки продукты: вяленую рыбу, кокоямс, пряности, зелень. — Разве я не с фермы приехала? Вот мой отдых. Я привезла все нужное, чтобы приготовить сыну настоящий суп. Знаю, ты стараешься, но ты всего-навсего мальчишка. Что смыслит мальчишка в кулинарном искусстве? — Она с усмешкой повернулась к молодой гостье; та стояла в дверях, скрестив на груди руки и глядя в пол, будто ждала распоряжений. — Так ведь, Амала? Место ли мальчишке на кухне?
— Кра,нет, Матушка, — отозвалась Амала писклявым голосом.
— Слыхал, Угву? Мальчишке не место на кухне! — торжествующе воскликнула мать Хозяина. Она уже разделывала вяленую рыбу, вынимала тонкие, как иглы, косточки.
— Да, Матушка.
Угву удивился, что она даже стакана воды не попросила, не сходила наверх переодеться. Он сел на табурет и стал ждать ее указаний. Сразу видно, что она станет распоряжаться. Мать Хозяина окинула взглядом кухню, недоверчиво покосилась на плиту, постучала по скороварке, потрогала кастрюли.
— Мой сын тратится на дорогую утварь, — нахмурилась она. — Видишь, Амала?
— Да, Матушка, — кивнула та.
— Это все вещи моей хозяйки, Матушка. Она много чего привезла из Лагоса, — объяснил Угву. Его злила и убежденность гостьи, что все в доме принадлежит Хозяину, и то, как она раскомандовалась на кухне, а его превосходный рис с курицей даже не попробовала.
Мать Хозяина не ответила.
— Амала, иди сюда, свари кокоямс, — приказала она.