Половодье
Шрифт:
Зав бросился за машиной, протягивая руки.
— Уедут! — перекрикивал он вой двигателя. — Потеряются! Пропадем! Стойте… Аза-а-ад!
Заусенец дал максимальные обороты, и грязный бурун от бульдозера отшвырнул Зава.
— Направо! — командовал Антон, зорко наблюдая, чтобы не сбиться в кювет под водой. — Левее!.. Так, хорошо, прямо!
Слева донесся треск — это конюшня конного двора трещала под напором воды и мусора. «Надолго ли хватит конного?!» — подумал Антон. Как только рухнет конюшня, упадут заборы, и откроется полный
— Быстрей! — крикнул Антон Заусенцу. — Выжимай все!
Впереди выступили из тумана колоссальные статуи, отлитые некогда из бетона. Они равнодушно взирали на половодье с высоких куч мусора. На их головах и плечах сидели вороны. Ждали, когда взойдет солнце, чтобы собирать обильный корм на лугах и размытой свалке.
— Спасемся! — цедил Антон сквозь зубы, обшаривая глазами свалку. — Мы не суслики… Давай, Коля, жми!
Бульдозер разбрасывал воду, несшую щепки, клочки бумаги, ящики, очистки, ножки от стульев, детские игрушки. Все, способное плавать, держало направление к мосту через Иркой. Наводнение возвращало городу весь его мусор.
— Бона! — Антон ткнул пальцем в изогнутую, будто лук, бревенчатую связку.
Заусенец кивнул, и бульдозер ринулся с кучи к подножию, где завяз один конец боны. И вдруг машина остановилась. Заусенец притормозил на склоне кучи, не доехав каких-нибудь десяти метров до обрывка каната, привязанного к боне.
Антон покосился на Заусенца: у того кисти рук сжимались и расправлялись на рукоятке рычагов. И острый кадык ходил вниз-вверх, как поплавок во время поклевки.
— Что ты? — спросил Антон. — Двигатель?
— Парни! — выдавил Заусенец. — Не отдадут!
Антон проследил, куда смотрит Заусенец. На другом конце боны копошилась компания Гохи. Сердце Антона сжалось. В клочьях тумана люди на том конце боны казались настоящими великанами, а их моторная лодка — кораблем. Антон знал, что это оптический эффект тумана, но сердце екнуло.
— Гохи нет! — вскрикнул вдруг Заусенец, всмотревшись в парней. — Так и есть — трое: Сохатый, Эфиоп и Мастерюга…
— А этих-то мы убедим? — сказал-спросил Антон. — Неужели не пойдут навстречу?
— Идут уже, — скривился Заусенец.
По боне шагал к ним Костя Сохатый, как по проспекту, помахивая ломиком, точно тростью. Волосы его выбивались из-под кепки белесым дымком, зубы сияли по-праздничному.
— Ну, чего чешетесь? — закричал он издалека. — Цепляйте за конец и заводите за крайнюю кучу… Сделаем улово — все бревна будут наши!
— Подзадержались мы, Сохатый! — Заусенец перекосил губы в угодливой улыбке. — Понимаешь, топит!
— Не утопит! — объявил Костя. — Чего тут — воробью по колено!
— Оно так-то, да… — затянул Заусенец.
— Барак у нас трещит, — вмешался Антон, — рушится… Надо людей спасать, Сохатый!
— Не наша забота, — заметил Костя. — У нас уговор!
— Это чего они тянут резину? — вынырнул из-за спины дружка Мишка. —
— У нас люди в воде! — повысил голос Антон. — Барак подмыло!
— Спасут, кому надо! — выкрикнул сзади Витька Мастерюга. — А мы как уговаривались?
— Да поймите же, парни! — замахал руками Антон. — Людей надо выручать! На боне пересидеть можно, а то и уплыть!
— Ну да! — оскалился Костя. — Бона эта у нас золотая.
— Тогда сплавайте к спасателям, — взмолился Антон, — скажите про нас!
— А Гоха? Он приказал здесь быть!
— Да что же вы, парни, — Антон выскочил на капот. — Не понимаете, что ли?.. Тонем ведь! Сохатый… Костя! Эфиоп!.. А если б вот так война — и вы бы не помогли людям?! Вить?..
— Не распускай сопли. Сейчас каждая минута дорога!
В бону бились одиночные бревна, останавливались и ускользали вдоль нее — надо было завести конец круче против течения. Обрывок каната с петлей свисал с торца — вдень в серьгу бульдозера и тащи, улово будет готово.
— Ну! — качнул ломиком Костя в сторону торца боны. — Хватит телиться! Помогайте нам, если жить хотите!
Заусенец дал газу, и Антону пришлось спрыгнуть на мусор. Бульдозерист толкнул свои рычаги, машина завертелась на месте и подползла задом к обрыву каната. Заусенец мастерски владел рычагами. Парням оставалось только вынуть шкворень из серьги, закинуть петлю каната в гнездо и лязгнуть шкворнем опять.
— Поехали! — скомандовал Костя.
— Стой, Коля! — Антон кинулся к кабине, заскочил в нее и скомандовал: — Тащи к бараку!
— Да ты что, Антон?! — затянул свербящим голосом Заусенец. — Убьют!
— Ты мне друг или нет? — посмотрел на него в упор Антон.
Заусенец всхлипнул, покосился назад и двинул рычаг.
Бульдозер дернулся, откашлялся одним дымом, заворочался на месте, вставая на дыбы. Свалочный мусор двумя фонтанами вылетел из-под гусениц. Антон не замечал грязи, которая летела на него, налипала к мокрым шароварам. Он следил за канатом — выдержит ли? Краем глаза смотрел на край боны — сдвинется ли с места тяжелая связка сосновых бревен, отшлифованных водой?
Канат выдержал, бона дернулась и послушно поползла за машиной, словно гигантская рыбина.
— Молодец! — крикнул Антон Заусенцу.
Но у того от этой похвалы на лбу лишь прибавилось морщин. Глаза его косили на Костю, моля, чтобы Сохатый не обернулся раньше времени и не бросился вдогонку.
Но Костя быстро почуял неладное и оглянулся. Он увидел, что бульдозер тянет не туда. Балансируя ломиком, Костя побежал к машине.
У Заусенца руки обвисли на рычагах.
— Давай, тащи! — крикнул ему Антон. — Будь мужиком!