Полозов. Дыхание пепла. Том 1
Шрифт:
Вот только пенсне Петя не носил.
— Орёл! — громыхнул гордый голос Демьяна Остаповича. — Настоящий Полозов. Петя, прими мои искренние поздравления!
— Благодарю вас, — выверенный поклон был давно отработан, но в этот раз, почему-то оказался постыдно смазан.
Очень возможно потому, что кланялся Пётр исключительно Демьяну Остаповичу, стараясь, чтобы даже тень не дёрнулась в сторону спокойно сидящего в кресле отца.
Не достоин он его поклона. И никогда не будет достоин.
— Я наслышан, что этот день у тебя был
— Демьян Оста…
— Пётр, я бы попросил, — исправился дядя, поняв ошибку. — Я… тебя очень прошу… — тихо добавил он. — Всего полчаса. Ну?
— Как будет угодно, — вздохнул парень, взглянув на единственное свободное кресло, которое, вот незадача, стояло ближе к его отцу, нежели к дяде.
Ещё это проклятый холод в груди, который начал пульсировать, грозя вырваться на свободу в присутствии одарённых. Видя, что мужчины не насторожились, парень расслабился. Не почувствовали сейчас, значит и не почувствуют вообще.
Секунду поколебавшись, Петя твёрдым шагом направился к предмету мебели, решив, что двигать кресло он не станет, чтобы не доставлять этому столичному хлыщу повода для острот.
Он же не барышня из пансионата девиц благородного сословия, так что и вести должен себя соответственно. И если было угодно именно так расставить мебель, то — пусть.
Пётр понимал, что Демьян Остапович не терял надежды помирить его с отцом и попыток своих не оставит никогда. Дядюшку он безмерно уважал. Ровно настолько, насколько с презрением относился к собственному родителю, убеждая себя в глубине души, что им движет не обида на отца, которой Захар Андреевич также не достоин, а именно презрение.
Бесконечное презрение к человеку, который предал собственного сына, отправив его из столицы в этот глухой забытый угол. Словно выбросил на помойку.
И всё бы ничего, но на долгие десять лет он вообще забыл о существовании Петра, а сейчас вот явился, как ни в чём не бывало, и преспокойно гоняет чаи с дядюшкой. Поразительная наглость.
«Спокойно, Пётр! Не позорь дядю, позволяя чужим людям упрекнуть Демьяна Остаповича в том, что тебе не было дано соответствующее воспитание. Ты за всё сможешь выставить счёт, когда придёт твоё время. А пока, держи себя в руках».
Аккуратно приподняв полы сюртука, Пётр уселся в мягкое кресло, стараясь, чтобы между спиной и спинкой кресла оставалось чётко выверенное расстояние.
— Маруська! — гаркнул дядюшка. — Сколько можно там возиться? Где третий прибор? Или ты думаешь, что Пётр не голоден?
Равнодушный немигающий взгляд отца парень выдержал не то, чтобы спокойно, но глаза не отвёл до последнего. После того, как Захар Андреевич моргнул, Петя счёл, что это маленькая, но — победа, не заметив снисходительно опущенных уголков губ родителя.
— С днём рождения, Петя! — произнёс отец. — Я рад видеть тебя в добром здравии. Хорошо
— Вашими молитвами, князь, — Пётр почувствовал, как холод старается проникнуть поглубже в грудь. На миг показалось, что произнеси он ещё что-то — изо рта вырвется клуб холодного пара. — Вот только не стоило свидетельствовать своё почтение лично. Достаточно было обыкновенной открытки, отправленной почтовым курьером.
Глаза Захара Андреевича на миг раздражённо вспыхнули.
— Это не тебе решать, — едко процедил мужчина. — Позволь мне тебе напомнить, Петенька…
«Для вас я — Пётр Захарович! Так что извольте не фамильярничать!», — захотелось заметить парню, но он сдержался. Не нужно накалять обстановку. Его цель — быстрее отсюда свалить, пока не случилось непоправимого.
—…что кровные узы никак не зависят от твоего желания. И что бы ты не сделал, ты всегда будешь носить фамилию Полозовых. Хочется тебе этого или нет!
— Родная кровь не водица, да? — нейтрально заметил парень. — Я много раз слышал это выражение. От прислуги, если мне не изменяет память, — он нарочито зевнул. — Вот только до сегодняшнего дня я так и не почувствовал в себе полозовской крови, Захар Андреевич. Так что, вопрос спорный.
В гостиной повисла тягостная тишина, нарушенная лишь шорохом юбки и сосредоточенным сопением Маруси, которая выставила перед юношей блюдце с чашкой. Налив в неё исходящий паром душистый чай, она упорхнула, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Будто чувствовала, как в комнате сгущаются незримые тучи.
Следя за тем, чтобы его движения выглядели безукоризненно, Пётр взял тремя пальчиками чашку, придерживая её за донышко, и с наслаждением сделал глоток.
— А вот стихийную силу крови Державиных…
Подобные эксперименты давались ему нелегко, но сейчас Пётр не имел права ударить в грязь лицом. Только не сейчас.
Сосредоточив в кончиках пальцев блуждающую силу, Пётр направил в чашку всё, что смог собрать. Почувствовав, как в ушах начинает гулко стучать, он не прекратил воздействия. Наоборот — постарался выложиться по-полной, уже прекрасно зная цену этой своей выходки.
Подобные эксперименты со стихией огня всегда для него заканчивались плачевно, награждая общей слабостью на несколько часов, но сегодня видно кто-то из предков ему благоволил, поскольку у него всё прекрасно получилось.
Поверхность жидкости в чашке дрогнула, а через миг уже попыталась выплеснуться из ставшей, вдруг, маленькой посудины, моментально вскипев. Удивлённо приподняв бровь, будто это у него вышло случайно, Пётр вернул чашку на блюдце.
С трудом подавив желание увеличить температуру настолько, чтобы чашка взорвалась мелкой шрапнелью и стёрла надменное выражение с лица родителя, Петя глубоко вздохнул, прикрыв веки.
— Прошу меня простить, — крепко взявшись за кресло, чтобы не было видно подрагивающих коленей, Пётр медленно поднялся на ноги.