Польский детектив

Гордон Барбара

Хмура: Нечулло обещал что-то предпринять?

Прот: Да… то есть… нет. Мы все уверены, что скоро «Вихрь» будет распущен, а на его основе создадут новое объединение, руководство которым поручат Нечулло. Он не такой талантливый режиссер, как Барс, но зато как человек — куда спокойнее и проще. Барс может себе позволить экспериментировать и оригинальничать, а Густаву будет нужен «верняк», он станет опираться на нас, на старые кадры, иначе ему не удержаться в этом кресле.

Хмура: Ну, а под конец выступления пани Иоланты Кордес? Вы тогда были в салоне? Видели тот момент, когда пани Кордес упала?

Прот: Именно этого момента я не видел. После

оскорблений Иоланты моя жена расплакалась. Вожена, то есть пани Норская, пошла наверх в ванную за каплями для Мариолы, а я вышел на минутку в прихожую, потому что Мариола оставила там свою шаль. Она дрожала, я хотел закутать ее во что-нибудь. Оттуда я и услышал крик Иоланты. Я оказался в салоне одним прыжком… Пан капитан, вы видели фильм «Квадратура круга»? Нет? Жаль. Я там именно таким невероятным прыжком перескакиваю с одной яхты на другую.

Хмура: Это крик вызвал у вас такой прилив сил? Я имею в виду прием в Джежмоли, а не фильм.

Прот: Я подумал, что Мариола не выдержала и бросилась на Иоланту. Мариола такая вспыльчивая.

Хмура: В прихожей был еще кто-нибудь, кроме вас?

Прот: Сначала я был один — искал шаль в куче пальто и плащей, знаете, там нет вешалки, а только такие широкие, страшно неудобные лавки. Дурацкая идея… Ну ладно, бог с ними. Сразу за мной в прихожую вбежала Лилиана Рунич, а за ней — Густав Нечулло. Это наша новая пара. Лилиана хотела немедленно возвращаться домой, потому что Иоланта ее тоже оскорбила. Нечулло удерживал Лилиану. Твердил, что так не делают, что это будет выглядеть бегством и что Иоланта будет только рада.

Хмура: Из прихожей можно выйти на террасу, правда?

Прот: Да. Одна дверь из прихожей ведет прямо в салон, другая на террасу, которая идет вдоль всего дома. Третья дверь, ее почти не видно, между зеркалом и лавками, — это дверь в кухню. И, простите, в туалет.

Хмура: Вот, пожалуй, и все. Благодарю вас.

Что же это получается, размышляю я, прочитав протокол, Бодзячек остался в салоне почти один на один с Иолантой? Он не пишет об этом. Из того, что сообщила Божена Норская и показаний Михала Прота, ясно видно, что из всех участников приема в салоне оставалась лишь Мариола, рыдающая в кресле, и Ромуальд Дудко. Павел Бодзячек и Иоланта разыграли свой драматический поединок почти в одиночестве — актеры без зрителей. Иоланта мертва, только Бодзячек знает, что там произошло на самом деле. Написал ли он всю правду? Можно ли ему безоговорочно верить? Божена Норская говорит, что нельзя. А может, в следующих протоколах я прочитаю, что Дудко и Мариола в этот момент тоже испарились, что и их не было в салоне? Чего еще ждет Хмура? На его месте я уже арестовала бы Бодзячека.

Но Хмура куда терпеливее меня. Он не имеет права поддаваться эмоциям. Он продолжает исследовать отношения участников драмы и еще раз допрашивает нашего героя-любовника, Михала Прота. Теперь Хмура знает больше, чем в их первую встречу.

Хмура: Я хотел бы поговорить с вами о ваших семейных проблемах. Есть кое-что для меня непонятное.

Прот: С удовольствием помогу вам, насколько это в моих силах. В чем дело?

Хмура: Например, возраст пани Божены Норской. Как бывший деверь, вы могли бы открыть мне эту тайну. Из Келец мне прислали копию метрики, из которой следует, что пани Норская в действительности старше, чем значится в ее паспорте и других документах.

Прот: На десять лет старше. Это точно. Ну что ж, женщины любят молодиться, особенно актрисы. Она подала заявление, что метрика ее утеряна, представила двух свидетелей — вот и все.

Хмура: Значит, Иоланта Кордес на приеме сказала правду… Есть еще другая проблема. Я имею в виду Агнешку.

Прот:

Огромную свинью подложил нам Павел своей писаниной. Я всегда подозревал, что он графоман. Так и оказалось. Должен признаться… ну, как бы это сказать… только не обижайтесь, ради бога… Видите ли, сразу после смерти Иоланты мы договорились еще перед приездом милиции, что будем говорить лишь то, что будет необходимо для выяснения этого несчастного случая. Что никто не станет повторять бредни бедной Иоланты. Ну, кого это касается, сами посудите? Это же наши личные, внутренние дела. Мы не хотели, чтобы эти «страшные тайны», в чем-то истинные, а в чем-то выдуманные, стали известны посторонним. И что самое ужасное — все это могло попасть в печать! И вот Павел нарушил уговор.

Хмура: Бодзячек? Мне ничего об этом неизвестно.

Прот: Да будет вам, пан капитан! Наши все уже об этом знают! Что вы поручили ему написать для вас что-то вроде стенограммы событий. Он же диктовал ее нашей секретарше в кинообъединении. Хотел, чтобы все мы знали, как он на нас отыграется.

Хмура: Я предпочел бы, однако, чтобы мы вернулись к вопросу о ребенке по имени Агнешка.

Прот: Ну хорошо, хорошо. Я не отпираюсь. Да, это дочь Божены и моя. А что тут удивительного? Долго бы вы могли жить под одной крышей с такой красоткой, как Божена, и не поддаться ее чарам? Разве я виноват, что она оказалась дурочкой и не побереглась? Я предлагал ей избавиться от всех этих неприятностей, но она не захотела. Может, надеялась, что я разведусь с Иолантой и женюсь на ней? Но мне удалось подсунуть ее Барсу. Тут уж она была умнее. Поняла, что для нее это будет более выгодно, чем брак со мной. Но я к Боженке очень хорошо отношусь, ей-богу, мы и сейчас — добрые друзья.

Хмура: А как Агнешка попала в детский дом?

Прот: Тут такое дело, пан капитан. Я этого ребенка и в глаза не видел. Божена никаких претензий ко мне не имела. Поехала в Кельце, к матери, и родила там девочку. У нее тогда еще была девичья фамилия, так малышку под этой фамилией и записали… Мать Божены обратилась в детский дом и как-то устроила туда ребенка. Ну, что вроде бы ее дочь уехала за границу и не вернулась, а она старая, больная и не в состоянии воспитывать внучку. Так все и осталось. Божена там никогда не бывает, а поскольку мать ее умерла, то все следы родственников Агнешки потеряны. Понятия не имею, как Иоланта все это разнюхала. Может, мать ей перед смертью сказала… Теперь надо будет что-то делать…

Хмура: И еще один вопрос. Поверили ли вы Иоланте, когда она сказала о романе вашей жены, Мариолы, с режиссером Трокевичем.

Прот: А что плохого в том, что Мариола пользуется успехом? Без знакомств и связей ни в ее, ни в моей профессии карьеры не сделаешь.

Хмура: А теперь объясните мне, что там за сложности были в ваших финансовых расчетах с Иолантой Кордес. Речь идет о драгоценностях, которыми… как бы это сказать… вы «утешили» ее на прощание.

Прот: Когда-то, очень давно, когда еще выступал в провинции, это было сразу после войны, я купил их по случаю. Ко мне за кулисы пришла пожилая пани, похоже, бывшая помещица, и предложила купить комплект украшений. Буквально за бесценок, потому что бабусе срочно понадобились денежки. Она даже говорила, что ей жаль расставаться с фамильными драгоценностями, но муж болен, поэтому приходится продавать. И я купил. Они были в ужасном состоянии, пришлось отдать ювелиру, чтобы он очистил их и привел в приличный вид. Ювелир подтвердил, что драгоценности настоящие и оценил их в очень высокую сумму. Я не подарил их Иоланте после свадьбы, потому что они ей как-то не подходили… Она даже не знала об их существовании, я хранил их у себя в столе, всегда закрытом на ключ. С женщинами не следует быть слишком щедрым. Они тогда воображают о себе невесть что. Но, увы, пришлось все-таки отдать Иоланте эти побрякушки, чтобы она, наконец, оставила меня в покое.