Польский пароль
Шрифт:
— Как стопятидесятимиллиметровый снаряд, — спокойно говорит Штауффенберг.
— Или противотанковая мина, — щурится обер-лейтенант фон Хефтен.
13.00. Машина вырывается на аэродромное поле, резко тормозит у «хейнкеля», уже готового к полету. Граф выходит из автомобиля и пристально смотрит на желто-синее марево, плывущее над полуденным лесом. Ни единого дымка, все спокойно.
А между тем там, на месте картографического барака, сейчас груды опаленных взрывом развалин, и среди них. — трупы. Должно быть, много трупов…
(Штауффенберг и не предполагал, что именно в эту минуту из дымящихся
13.15. Они летят в Берлин, чтобы принять активное участие в уже начатой операции «Валькирия». Минуты продолжают сумасшедшую гонку. Хотя теперь уже это холостой ход…
А в Берлине, пн Бендлерштрассе, царила нерешительность и неразбериха. Дело в том, что условного сигнала из ставки о состоявшемся покушении так и не поступило. Генерал Фельгибель не решился дать его, тем более что сразу после взрыва бомбы Гитлер приказал на несколько часов запретить всякую связь Растенбурга с внешним миром.
Кое-что все-таки узнать удалось, и генерал Ольбрихт на свой страх и риск объявляет в половине четвертого введение в действие плана «Валькирия» в войсках. Именно в этот момент заговорщики пытаются склонить на свою сторону командующего армией резерва «старика Фромма». Однако осторожный Фромм сначала звонит Кейтелю и узнает правду о покушении: Гитлер жив! После чего изображает ярость оскорбленного верноподданного и велит арестовать заговорщиков. Но под арестом оказывается сам в результате решительных действий уже прилетевшего из Растенбурга Клауса фон Штауффенберга.
Наступает вечер. Штаб-квартира БДЭ на Бендлерштрассе напоминает растревоженный муравейник: непрерывный дребезг телефонных аппаратов, беготня по коридорам, выкрики, споры, стычки, команды. Кого-то принимают в вестибюле в качестве прибывшего союзника, кого-то арестовывают, кто-то пытается сбежать…
Капитан Пихлер, сидевший у прямых телефонов, уже вначале понял, что все происходящее вокруг не более как суета обреченных. Успеха не могло быть хотя бы потому, что покушение не удалось. Фактически бездействовал новый командующий генерал Гепнер, назначенный вместо Фромма, узлы связи открыто саботировали БДЭ, в эфире творилась противоречивая сумятица: отданные приказы тут же отменялись ставкой, поднятые по боевой тревоге училища и воинские части действовали вяло, нерешительно.
К тому же находившийся в Берлине рейхсминистр Геббельс откуда-то получил информацию о заговоре и уже предпринимал контрмеры, опираясь на эсэсовские части Берлинского гарнизона.
Штауффенберг велел капитану Пихлеру сдать дежурство у аппаратов другому офицеру, после чего отозвал его в сторону. Хмуро спросил:
— Как самочувствие, Карл?
— Неважное, господин полковник. Я полагаю, наступает кризис.
— Ты прав. Вот поэтому я хочу послать тебя на наиболее важный сейчас для нас участок. Надо немедленно ехать в охранный батальон, которому поручено оцепление правительственного квартала и арест Геббельса. Его командный пункт в военной комендатуре на Унтер-ден-Линден. Узнай, почему командир батальона майор Ремер до сих пор не выполнил приказ. Ты обязан добиться выполнения
— Яволь, господин полковник!
Спускаясь по парадной лестнице, Пихлер услышал чрезвычайное сообщение радиостанции «Дойчландзендер» о неудавшемся покушении на Гитлера, Машинально взглянул на часы: восемнадцать сорок пять.
Он подумал, что это сообщение окончательно отрезает им путь назад, берет в плотное кольцо, за пределами которого теперь даже те, кто раньше, сомневаясь, все-таки поддерживал их. Они остаются одни. Те, кому положено идти до конца.
Он правильно поступил, что удержался, не высказал Штауффенбергу своего предложения — освободить гестаповскую тюрьму на Принц-Альбрехтштрассе и привлечь заключенных в боевые группы заговора. Это было бы бессмысленно в сложившейся ситуации.
У подъезда Пихлер позвал дежурного мотоциклиста, сел в коляску и, положив на колени шмайсер, оглянулся на штабное здание БДЭ — ему почему-то подумалось, что сюда он больше не вернется.
Город выглядел насупленным, мрачным. Всюду солдаты в касках и в снаряжении по-походному, военные грузовики, легкие пушки и много танков. Они стояли на перекрестках, у Колонны победы, цепочкой вдоль бывшего королевского дворца.
Впрочем, солдаты, очевидно, расценивали все происходящее не более как обычное тыловое учение: лениво жевали выданный по тревоге сухой паек, перекуривали на броне танков и кое-где под деревьями сидели группами и резались в карты.
«А ведь в самом деле не получилось всерьез…» — с горечью подумал Пихлер. Только учения, громоздкая тактическая инсценировка, которая, как и всякие учения, оплачивается небольшим количеством жертв.
Жаль только, что в числе жертв на этот раз окажется и он, капитан Пихлер.
Вспомнился старший брат Герхард, убежденный телъмановец. Они резко разошлись с ним еще в конце двадцатых годов.
Брат обладал решимостью, похожей на фанатизм. Именно она испугала и оттолкнула от Герхарда всех родственников, а самого его привела в конце концов в Заксенхаузен.
Впрочем, он оказался прав во многом из того, что предсказывал Гитлеру. И если честно признаться, то и в отношении Карла он тоже не ошибся, предсказав, что рано или поздно ему придется противостоять нацизму.
Возле здания военной комендатуры полно было солдат. Все они, судя по форме, принадлежали к охранному батальону Ремера. Пожилой фельдфебель проводил Пихлера в штаб, представил дежурному лейтенанту. Тот оглядел гауптмана с вызывающей насмешливостью.
— Так вы из того самого БДЭ? Ну, скажу я вам, хорошенькую свинью подложил нам этот Штауффенберг!
— Не забывайтесь, лейтенант! — сразу вспылил, побагровел капитан Пихлер. — Я спрашиваю, где майор Ремер?
— Там, где ему положено быть. У доктора Геббельса. Кстати, майор только что звонил и сообщил, что Штауффенберг со своей компанией, оказывается, затевал военный путч. Поэтому прошу сдать оружие, капитан.
— Как это понимать?
— Очень просто: вы арестованы.
Карл Пихлер просидел в комендатуре несколько часов. И только потому, что его не заперли в камере, а держали в одной из штабных комнат, ему удалось, пользуясь суматохой, незаметно выскользнуть на улицу.