Шрифт:
Пролог
Они стояли над бездыханным телом и смотрели на него остановившимися глазами. Все попытки реанимировать его, которым они посвятили последние полчаса, ни к чему не привели. Все было напрасно. Труп оставался трупом. В воздухе отчетливо пахло безысходностью.
– Он мертв, – наконец отважился высказать один из присутствующих мужчин то, что и так было ясно.
– И что теперь делать?! – Голос женщины взлетел до истерического визга.
– Что теперь с нами будет? – спросил второй мужчина,
Собственно, это было единственным, что волновало собравшихся… Хотя ни один из них не решился бы в этом признаться. Все самое ужасное уже произошло. Исправить ничего нельзя. И теперь возмездие вставало над ними неотвратимо, как айсберг перед «Титаником»…
Старший из мужчин обвел собравшихся взглядом человека, только что пролетевшего на дельтаплане над преисподней.
– Вы понимаете, чем это нам грозит?! Это… это конец, конец всему!
– Спокойно! – Женщина первой обрела хладнокровие. – Берегите нервы, папаша. Если мы поведем себя по-умному, никто ничего не узнает. Сейчас все зависит от нас. Так что… Дышите глубже.
– А если… если все-таки кто-нибудь узнает?
– Ну тогда он очень скоро об этом пожалеет… – усмехнулась женщина. – В общем, не советую никому совать свой нос в эту историю!
– Да! – поставил точку в разговоре четвертый соучастник преступления. – Мы об этом позаботимся. Пусть тайна останется тайной…
Глава 1
– Вот пуля пролетела, и ага… Вот пуля пролетела, и ага… Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…
Глеб Аркадьевич Звоницкий поднял глаза от операционного стола и наткнулся на красноречивый взгляд ассистента. «Ну, ты и оригинал, дядя! – вот что было написано в голубых глазах Игорька. – Ты, конечно, профи в своем деле, маэстро и все такое… Но, по-моему, ты просто старый чудак!»
И ничего не старый! Сорок семь – это разве возраст? Если верить расхожему мнению, что в сорок лет жизнь только начинается, то он, Глеб Звоницкий, в школе жизни – первоклашка. Ну а то, что он большой оригинал, – это да, этого не отнять. Просто Глеб Аркадьевич каждую минуту посвящает тому, на что у большинства людей не хватает времени, – радуется жизни. Семь лет назад он умер и целых две минуты был мертв. Его вытащили с того света, и теперь Звоницкий чрезвычайно ценит каждое мгновение.
– Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал, – задумчиво пропел Глеб Аркадьевич, думая при этом: «Н-да, а ведь мальчишку придется убрать… Причем прямо сегодня. Слишком много стал себе позволять, злодей».
В операционной было жарко, и он утер пот со лба.
– Кондиционер отрегулировать? – тут же вскинулся Игорек.
– Поздно, – мрачно отозвался Звоницкий, – раньше надо было думать. Я тебе сколько раз говорил, что в операционной должно быть девятнадцать градусов, ни больше ни меньше? Десять раз? Или сто?
– Ну, раз десять уж точно! – хмыкнул Игорек.
Глеб Аркадьевич смерил парня холодным взглядом и промолчал. «Да, решено. Убираем этого болвана прямо сегодня. Вот закончим дела, тогда и поговорим…»
Звякали инструменты, сияли лампы, Звоницкий привычно мурлыкал себе под нос очередной шлягер шестидесятых.
Игорек, видимо, что-то почувствовал – он тревожно заглянул в лицо шефу и предложил:
– Глеб Аркадьевич, давайте я зашью, а
– Не надо, я сам.
Звоницкий наложил швы. Кр-р-расивая работа! Снял перчатки и бросил в лоток.
– Инструменты собери, – велел он Игорьку.
Ассистент торопливо бросился выполнять, а он, сняв перчатки и бросив их в лоток, вышел из операционной.
Воздух в приемной был куда прохладнее, поэтому Глеб Аркадьевич остановился отдышаться, но к нему вдруг подскочила старушка в элегантном брючном костюме цвета кофе с молоком.
– Доктор, как там мой мальчик? – прижимая к груди сумочку, дрожащим голосом спросила она.
– Не волнуйтесь, все в полном порядке! – важно кивнул Звоницкий. – Через пятнадцать минут можете забирать. Переноска у вас с собой? Швы снимать не нужно – они постепенно рассосутся сами. Обрабатывать умеете, не мне вас учить… Так что в полном порядке ваш…
– Марсик! – подсказала старушка.
– Марсик, точно, – кивнул Глеб Аркадьевич.
– Это уже шестой, – счастливо улыбнулась старушка. – Понимаете, они так недолго живут… Поэтому я называю их одинаково. Вроде бы это один и тот же… Спасибо, доктор! Про вас все говорят, что вы лучший кастратор в городе!
– П-простите, кто?! – закашлялся Звоницкий.
– Лучший кастратор! – подняв палец, значительно повторила хозяйка Марсика и, неожиданно сделав грустное лицо, осведомилась: – Скажите, доктор, а скидки пенсионерам в вашей клинике предусмотрены? Я очень на это рассчитываю. Пенсия у меня небольшая…
Звоницкий пробежался взглядом по собеседнице, отметив кожаную сумочку и туфли, костюм из натурального льна, не обошел вниманием камешки в ушах – карата в два каждый, и, вздохнув, махнул рукой подоспевшему ассистенту:
– Игорь, оформите скидку.
Ассистент вручил хозяйке запеленатого Марсика, еще не отошедшего от наркоза. Хозяйка подхватила его на руки и принялась ворковать над страдальцем. Вдруг она подняла взор на ветеринара и торжественно заявила:
– Ну, со следующим Марсиком мы, доктор, только к вам!
– Разумеется. Милости просим, – кивнул Звоницкий.
И занялся следующим пациентом – печальным лабрадором, который с месяц назад притащил на себе с десяток, не меньше, клещей с загородного пикника. Глеб Аркадьевич вспомнил, что эта псина никак не давалась, когда ветеринар пытался взять у нее кровь на пироплазмоз. Такой анализ берут из уха – кровь нужна периферическая, венозная не даст установить правильный диагноз. Лабрадор своими ушами очень дорожил и, несмотря на тогдашнее плохое самочувствие, сопротивлялся как лев. Глеб с хозяином тогда прямо намучались… Под микроскопом Звоницкий обнаружил пироплазму канис, простейшее одноклеточное, паразитирующее в эритроцитах, которое и вызывает заболевание. Именно оно, а вовсе не клещ и есть причина болезни. А клещ – простой переносчик. К тому времени у собаки уже были явные проявления болезни – лихорадка, вялость, кровь в моче. Схему лечения Звоницкий назначил стандартную – имидосан, потом капельницы. Сегодня хозяин привел собаку на последнюю инъекцию витамина В12. Сейчас лабрадор был здоров, просто клиника вызывала у него неприятные воспоминания, отсюда и поджатый хвост, и грустный взгляд.