Полуденные экспедиции: Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 гг. Из воспоминаний раненого. Русские над Индией. Очерки и рассказы из боевой жизни на Памире
Шрифт:
— А видите ли, афганский кавалерийский разъезд, не зная о стычке 12 июля, случайно наткнулся на наши пикеты и, обменявшись несколькими выстрелами, показал тыл, — ответил мне хорунжий.
Мы ехали рысью. Киргизы скакали впереди, отыскивая следы афганских лошадей. Около ущелья следы исчезли, а потом ясно было заметно, что они расходились в две противоположные стороны. Очевидно, афганцы разделились на две партии.
После непродолжительного совещания было решено направить погоню по двум направлениям.
Было уже темно, когда мы остановились в темном узком ущелье, решив, что поиски совершенно напрасны. Лошади наши сильно утомились и были покрыты пеною. Луна своим желтым диском бледно освещала вершины гор.
— Что же, назад? —
В это время несколько камней скатилось с противоположного скалистого обрыва.
— Тс! Господа, архары [51] , — обратился к офицерам С., ярый и бесстрашный охотник, — они теперь спускаются для водопоя. Не поймали афганцев, то по крайней мере привезем архара, все же не с пустыми руками возвратимся.
51
Архар — каменный баран, живущий только на снеговой линии Памира, открытый известным путешественником Марко Поло.
С этими словами он взял у одного казака винтовку и, оставив лошадь, направился к месту, куда свалились камни. Прошло уже достаточно времени, а выстрела не было. Вдруг до нас долетел громкий голос С., кричавшего нам: «Сюда! Афганцы». В один момент мы были на лошадях и подскакали к тому месту, откуда раздавался призыв. Подняться на лошади было невозможно на крутой скат, и мы, оставив их коноводам и карабкаясь по камням, забрались на вершину. В нескольких шагах от капитана валялся труп павшей лошади, а недалеко от нее стоял человек. Другой сидел верхом и не скрывался при нашем появлении, очевидно не желая оставлять товарища. Мы подошли к ним. Это были два афганских кавалериста. Просто невероятным казалось, что они поднялись по такой круче на лошадях.
— Где остальные? — спросил капитан афганца.
— Это они сами знают, — ответил афганец.
Казаки сняли с них оружие, после чего один из рисоля (кавалеристов) рассмеялся.
— Отчего он хохочет, спроси его? — сказал переводчику капитан.
— Оттого, что я теперь настоящая баба! — отвечал чистым узбекским языком афганец, так что я понял его ответ, и при этом он указал жестом, что лишен оружия.
Офицеры наши, бывшие здесь, поспешили предупредить его, что русские обращаются с пленными гуманно, но афганец, по-видимому, мало убедился этим и возразил:
— Дайте мне чаю и лепешек, а потом вешайте, только теперь я очень голоден!
Всю дорогу он шутил и вел себя так, что приобрел всеобщую симпатию.
— Вот тебе и архар, — шутил С., — уж такого архара я никак не ожидал встретить.
У пойманного афганца было найдено письмо к убитому Гулям-Айдару, которому файзабадский губернатор предлагал возвратиться в Бадахшан, передав пост посланному, а также и письмо от жены несчастного капитана. Но не суждено было ему читать эти строки, написанные любящей рукой. Читал их начальник отряда, и слезы покатились по щекам туркестанского героя.
Бедная женщина умоляла мужа скорее приехать в Файзабад для определения сына в военную школу. Столько заботливости и нежной любви было в этом письме! Тяжело становилось при мысли, что скоро бедная афганка узнает о судьбе своего любимого мужа и горькие слезы польются рекою из ее прекрасных глаз.
9. Стоянка на Яшиль-Куле. Охота на киика
Стоял необыкновенно жаркий день. Солнце как бы остановилось в зените и своими палящими лучами особенно пригревало каменистую почву Памира. Удивительное дело, вчера холод, даже снежок перед рассветом выпал, а теперь вдруг такая жара, что еле-еле спасаешься от нее под низкой палаткой, на которую солдаты то и дело льют воду из парусиновых ведер, чтобы хоть этим уменьшить невероятную духоту, царящую в ней.
— Ух! — стонет мой сосед, валяясь
— А что ж, идемте, — отвечаю я.
И мы, надев на босую ногу уже изрядно истрепанные туфли, идем по направлению к виднеющейся юрте ротного командира.
Мы были не первые. В юрте капитана собралось довольно много народа; все были в костюмах, подобных нашим, то есть, вернее, без костюмов, и в разнообразных положениях сидели на постланных кошмах. Посреди кружка стоял уже опустевший кунган.
— Милости просим, — приветствовал нас хозяин. — Чайку не прикажете ли? — И он, не дожидаясь нашего ответа, позвал денщика и приказал подогреть кунган.
В юрте было свежее. Небольшой сквознячок приятно подувал на нас и, охлаждая вспотевшее тело, заставил свободно и легко вздохнуть полною грудью.
— Что нового, господа? — спросил поручик Баранов, когда мы уселись на кошме.
— Да ничего утешительного, — ответил капитан, — сидим на месте, да и только, приказаний для дальнейшего следования все еще нет, и полковник опасается, как бы нам не опоздать с углублением в Шугнан, так как иначе перевалы будут закрыты и возвращение в Фергану отрезано.
— Да чего же он не двигается сам дальше, не дожидаясь приказаний? — спросил я. — Ведь пошел же он сюда, действуя совершенно вразрез с предписанием? [52] Ведь за стычку 12 июля он не имел никакого разноса, напротив, Государь Император прислал по поводу ее телеграмму: «Иногда не мешает проучить». Следовательно, отчего же и не проучить еще раз, не правда ли, господа?
— Совершенно верно, — заметил П., — вы правы, да и сам Ионов нисколько не прочь сейчас же двинуться и занять Шугнан, это ведь его заветная мечта, и он страшно досадует теперь, что она почти неосуществима.
52
По распоряжению Министерства иностранных дел отряды не должны были переходить реку Мургад — предписание же это опоздало.
П., которого очень любил начальник отряда, хорошо знал положение дела, а потому мы особенно внимательно отнеслись к этой новости.
— Почему же неосуществима? — спросил Баранов.
— А по простой причине, — ответил П., — когда у одного ребенка десять нянек, то дитя зачастую остается без глаз.
Мы с удивлением взглянули на капитана, который не замедлил удовлетворить наше любопытство.
— Видите ли, господа, — сказал он. — Полковник Ионов был еще до начала похода против назначения подполковника Громбчевского в состав отряда. Он хорошо понимал, что два медведя в одной берлоге не уживутся. Как Громбчевский, так и Ионов оба стремились к одной цели — блеснуть звездою над «крышею мира»: Громбчевскому это удалось ранее, и он уже создал себе имя известного исследователя Памира. Теперь предстояло завоевание этой обширной области, которое было возложено на нашего начальника отряда. Вдруг к нему назначают совершенно постороннее лицо, и не под его ведение, а вполне самостоятельно действующее на Памире, «начальника памирского населения», подполковника Громбчевского, которому вменяется содействовать отряду в доставке перевозочных средств, проводников, а также, как прекрасно знающему географическое положение Памира, быть руководителем отряда при переходах через исследованные Громбчевским места, карты которых еще не вышли из Туркестанского топографического отдела. Такое назначение было не особенно-то приятно Ионову, человеку самостоятельному и решительному, а потому он очень недружелюбно отнесся к Громбчевскому. Между обоими штаб-офицерами на первых же порах завязались враждебные отношения. Как вы знаете, они оба избегают встречи, и Громбчевский поставил свои юрты даже вне района расположения отряда.