Полукровка. Эхо проклятия
Шрифт:
— …Как вам эта комната? — поинтересовалась Овсанна.
— Безумно красиво, — честно призналась Самсут.
— Иногда мне нравится оставаться здесь одной — чувствуешь себя как-то свободнее, ни с чем не связанной. Можно, я посижу с вами еще немного? — осторожно спросила Овсанна.
— О, конечно-конечно.
— Я понимаю, что вы хотите спать, но я займу мало времени. Знаете, вы мне как-то с первого взгляда сразу понравились. Может быть, это и есть голос крови?
— Вы мне тоже, и я так благодарна…
—
— Кто?
— Ах, да, вы же знаете армянский еще хуже, чем я. Пандухт означает — скиталец.
— Но разве вы… скиталец?! — искренне удивилась Самсут, совершенно уверенная в том, что уж эта девушка живет гораздо более полноценной и настоящей жизнью, чем она сама.
— В каком-то смысле — да, — задумчиво ответила Овсанна.
Некоторое время обе молчали. Наконец, девушка грустно улыбнулась и осторожно дотронулась до руки Самсут.
— Вы были когда-нибудь в Армении? — тихо спросила она.
— Нет… Может быть, в глубоком детстве, в младенчестве. И то — я не знаю точно. Мне иногда что-то… снится…
— Вам, наверное, это непонятно, — словно бы извинилась Овсанна, — но, видите ли, в каком-то смысле вы намного счастливее меня. Хотя, похоже, так не считаете. И все же у вас всегда есть возможность в любое время поехать в Ереван и даже просто остаться там жить. Нам же до недавнего времени это было очень нелегко сделать.
— А теперь?
— А теперь… Теперь и совсем непонятно, что там происходит. — Овсанна отвернулась, глядя в черноту за окном, вспыхивающую фарами проезжавших машин, и Самсут почему-то не решилась спросить, что же, собственно, там сейчас происходит.
Стыд за то, что она не имеет ни малейшего представления о том, что творится сейчас в Армении, начал заливать ей лицо, и она очень боялась, что Овсанна сейчас обернется и по ее лицу все поймет. Но девушка долго сидела и, как видно, тоже не стремилась вернуться к разговору.
— О, я порой просто ненавижу эту свою раздвоенность! — вдруг выпалила она. — Я ни здесь, ни там. Знаете, как тяжело уживаются две крови? Особенно такие древние и сильные?! Вы русская, вам легче… Я и сама не понимаю, откуда у меня такая тяга к этой земле, ведь там ничего такого нет, камни одни, я же читала, смотрела фильмы. Разве сравнить с нашим Кипром, Грецией?! Но порой она так хватает за душу, что невозможно. И тогда я ухожу сюда, в эту космополитическую мансарду… А про Армению я даже написала целое стихотворение.
— Правда? Наверное, действительно такие ощущения можно выразить только стихами. Вы мне прочтете?
Овсанна снова нахмурилась:
— Боюсь, что вам будет просто смешно. Я ведь хорошо умею писать только протоколы и заключения, и вообще оно получилось как-то совсем
— Нет, вы неправы, Овсанна. Ведь в стихах главное — подлинность чувств. И я не буду смеяться — такое мне бы и в голову не пришло!
И Овсанна, сцепив на коленях тонкие руки, вытянулась в струнку и каким-то другим, гортанным диковатым голосом прочла:
О, родные горы мои! Камни, на которых растут цветы! Чистый воздух и дней полет! Щебет птиц и журчанье вод! Море сочных лугов и душистых трав! Солнце, заливающее все вокруг! Я хотела бы стать большой-большой, Чтобы обнять тебя всю, моя земля. О, пьянящая близость к солнцу белых вершин, Грудь мою величьем твоим напитай! И в тебе, Армения, раствори…— Ну, все, спокойной ночи! — вдруг резко вскочила девушка и выбежала из комнаты, не дав Самсут возможности ни оценить стихи, ни признаться Овсанне в том, что она сама двумя руками готова подписаться под этими ее строчками…
Санкт-Петербург, 16 июня, ночь
— …Сережка, я, конечно, дико извиняюсь! Но я сейчас в таком состоянии!!! Как та Нина Андреева!!!
— Что? Кто? Какая Нина Андреева?!!
— Ну, которая коммунистка. «Не могу молчать». Помнишь?
— Который сейчас час?
— Третий. Кажется.
— Карина, ты что, совсем спятила?
— Фи, Сереженька, как это грубо с твоей стороны. А еще адвокат.
— В данный момент я не адвокат, а глубоко спящий человек. Которого разбудили в третьем часу ночи, чтобы процитировать слова старой маразматички.
— Меня, между прочим, саму точно таким же способом разбудили буквально пять минут назад.
— И поэтому ты решила отыграться на мне?
— Ничего я не решила. Лучше спроси, кто меня разбудил?
— И кто же он, этот нехороший человек?
— Не он. А она. Сумка!
— ЧТО?!! ГДЕ ОНА?
— Что значит где? Она на Кипре. Пока. Но завтра уезжает.
— В Питер?
— В том-то и дело, что в Грецию. В Афины. Прикинь, тихоня-то наша? За одну поездку собирается пол-Европы объехать. А всё плакалась, что денег у нее нет. У-у, редиска! И главное, всё молчком, молчком…
— А почему в Грецию? Зачем ей в Грецию? Ей же во Францию нужно?! — проболтался Габузов.