Полукровка
Шрифт:
Он бы мог придумать любой другой способ, любое положение, которым смог бы утолить этот обоюдный голод. Но сейчас он хотел ее именно так: лежащую под ним на спине и обхватывающую его своими ногами.
Эста выгнулась, зацепившись за его плечи, и первой начала двигаться. Она оплела его руками, словно они были одним существом, и отдалась его воле, потеряв собственный рассудок.
Он двигался в ней, не в силах замедлить ритм или сменить положение. Он утопал в ее влаге и податливости, в ее мягкости и нежности, неизбежно
— Я люблю тебя…Я люблю тебя…Моя…
Такие простые слова, выражающие всю его потребность быть рядом с ней, его зависимость от нее, сейчас вырывались из него фонтаном отдельных фраз. Как будто он хотел сказать их столько же раз, сколько мысленно все это время произносил до этого.
И когда ее забили судороги экстаза, и она прокричала: "О, Господи, Урджин!" — он поднял ее на руки и сев на кровати погрузился в последний раз, изливаясь в собственном экстазе в самую ее суть.
Она не могла пошевелиться. Он не отпускал ее, продолжая сжимать в своих руках и шепча ей на ухо о том, что она значит для него.
Наконец, его хват ослаб, и она смогла вдохнуть живительный кислород полной грудью.
— Когда у тебя была последняя менструация? — спросил он, едва придя в себя.
— Только закончилась, — промямлила она, крепче прижимая его за плечи к себе.
— Значит, тогда, на озере, у нас ничего не получилось?
— А ты хотел?
— Да, наверное, даже больше, чем когда-либо в другой раз. Таблеток ведь у тебя не было, и я искренне надеялся, что мои труды принесут свои плоды.
— Не принесли…
— Я хочу ребенка, Эста. Правда, хочу.
— И ты готов к этому?
— Да. Готов. Я хочу его от тебя, если ты, конечно, согласишься его зачать от изгнанного доннарийца.
Эста рассмеялась.
— Неужели ты и в правду веришь, что отец так просто отречется от тебя? Что ты натворил?
— Я ударил его.
Эста оборвала смех и с неверием посмотрела на него.
— Да, жена, я его ударил, и готов был убить, если честно.
— Но он Император, Урджин! Твой отец! Ты не должен был…
— Должен. В тот момент он был для меня просто человеком, который осмелился поднять на тебя руку.
— Ты сделал это из-за меня?
— Да, но не только. За тебя, за мать, за Сафелию, за Камилли, в конце концов, и за себя, конечно. Кстати, мама и Сафелия прилетели со мной.
— Не может быть…
— Может.
— Не думаю, что терпения твоего отца хватит надолго.
— Я не вернусь, даже если он попросит.
— Вернешься, Урджин, потому что это — твой долг.
— Я никому ничего не должен.
— Нет, это долг перед самим собой.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся?
— Нет, не хочу. Честно. Но все же, я понимаю, что рожденный
— Если мне придется вернуться, ты полетишь вместе со мной.
Она вздохнула.
— Эста?
— Полечу, но ничего хорошего из этого не выйдет.
— Я люблю тебя. Буду любить, даже если ты начнешь шпионить и разглашать информацию своему брату и дяде.
Эста засмеялась.
— Какой бред, Урджин! Я твоя жена, и в первую очередь меня волнуют твои интересы.
— Но Олмания — твой дом родной.
— Все относительно. Для Назефри Олмания тоже была родным домом, пока от нее не отреклись. А я даже не знаю, где мой настоящий дом. Подозреваю, что там же, где и дом Назефри теперь.
— И где же?
— Где живут наши мужья.
— Я тебя люблю, жена.
— И я Вас, Ваша Светлость.
— Сейчас договоришься…
— Я приму от Вас любое наказание.
— Его Светлость опять желает свою жену.
— Ее Светлость такое наказание вполне устроит…
На рассвете их разбудил настойчивый стук в дверь.
— Эста, — это был голос Ромери, — после завтрака у тебя с мужем тренировка в ангаре. Не проспите!
— Да, учитель!
— Какая тренировка?
— Понятия не имею. Обычно мы упражняемся с мечами после обеда, и в напарниках у меня младшие ученики либо Назефри, если она не занята с Камилли…
— И часто он ее "занимает"?
— Он ее муж, и это мы обсуждать не будем.
— Как не будем?
— Так! Это не прилично!
— Ладно, я тогда сам с братом язык почешу.
— Ты это серьезно?
— Конечно!
Они оба засмеялись, и все вокруг в тот момент впервые было простым и правильным для них обоих.
Глава 31
В столовой за завтраком собрались все. Учитель и Назефри вместе готовили яичницу, Камилли крутился рядом с женой, подначивая ее тем, что она скрыла от собственного мужа, что умеет готовить. Сафелия и Нигия намазывали маслом тосты. Обе были подавлены, и это бросалось в глаза. Урджин и Эста вошли в помещение в прекрасном расположении духа, чем подняли настроение всем присутствующим.
— Всем доброе утро! — поздоровался Урджин и потянулся за тостом, намазанным маслом.
Мать тут же шлепнула его по руке:
— Где твои манеры? Еще никто не завтракал.
— Но один-то можно, мам?
— Нет. Лучше порежь овощи.
— Я сама сделаю, — вызвалась Эста и взяла в руки нож.
— Ну уж, нет, — Урджин ловко выхватил тесак из ее рук и потянулся за разделочной доской и помидорами.
— Это не честно!
— Лучше подай огурцы и тарелки, куда все это выкладывать.