Полумесяц и крест
Шрифт:
Все эти прелести средневеково зодчества в полной мере ощутил Ринат и его собранное в спешке воинство. Пытаясь не дать Джаваду сколотить союз из обиженных реформами ханов и беков, он решил раздавить его гнездо как можно быстрее. Благодаря эффекту неожиданности ему удалось блокировать хана вместе с его ближайшими сторонниками в родовом селении Джавада, полностью лишив его связи со своими сторонниками. Правда, на этом все хорошие новости заканчивались.
Собранная в дикой спешке карательная экспедиции почти полностью состояла из тех, кто оказался под рукой — больше восьмисот вооруженных общинников из ближайших селений, примерно две сотни дружинников присягнувших имаму Шамилю на верность ханов и около семи десятков его родовичей.
Второй ошибкой Рината, как это ни странно, оказалась спешка. Думая воспользоваться эффектом неожиданности, он не смог хорошо подготовиться ни к штурму, ни к осаде. Не хватало буквально всего: свинца для пуль, пороха для патрон, дерева для лестниц, продовольствия, и т. д.
Однако главную свою ошибку он осознал в первый же вечер после неудачного штурма, когда решил пройтись по своему лагерю. Ему нужно было своими собственными глазами почувствовать царившую в войске атмосферу, оценить настроение воинов.
—…Боже мой, о чем тут говорить? О каком государстве? О какой силе и влиянии? Вшивый аул взять не можем, — недовольно бухтя, пробирался Ринат по лагерю, пестротой и шумом больше напоминавшим ему цыганский табор. — Да это же банда разбойников и махновцев. Анархисты, мать их за ногу. В одиночку герой — медали вешать некуда, а в десятерым уже шайка мародеров! Как с такими воевать?!
Вбитый в подкорку горцев индивидуализм, которому претили любые проявления дисциплины, и стал основной его проблемой. Вайнах в одиночной схватке оказывался непревзойдённым бойцом: выносливым, сильным, отважным, умелым в обращении с холодным оружием, метким стрелком из ружья, прекрасным наездником, отличным альпинистом, неприхотливым в походе, великолепно мотивированным. К сожалению, на этом плюсы заканчивались и начинались минусы, величина которых оказывалась, по истине, гигантской.
Вся горская военная организация, вышедшая родом из средневековья, по сути там и осталась. Это касалось едва ли не всего, на чем останавливался взгляд. Почти полностью отсутствовало единообразие в вооружении и обмундировании, разнообразие которого ограничивалось лишь толщиной кошелька и размером фантазии. Тут у одного горца могла быть булатная шашка с индийскими самоцветами в навершие гарды и нарезной английский 19-мелиметровый штуцер времен Наполеоновских воин. Второй же таскал на себе дедовскую кирасу и кованный шлем, а из оружия имел лишь старую саблю и раздолбанный карамультук. У некоторых не было и этого. Они напоминали собой оборванцев, которым и подать было не зазорно.
Организация и внутренняя структура подразделений были в самом, что ни на есть зачаточном состоянии. Его воинство состояло из отрядов разных родов, которые в свою очередь делились на дружины из конкретных селений и даже семей. Один такой отряд мог насчитывать четыре сотни воинов, другой — две сотни, а третий — лишь семь или восемь десятков. При этом никакого соподчинения между ними не было. Каждый вождь или мало-мальски знатный бек считал, что приказы ему мог отдавать лишь имам Шамиль и никто другой. Последнее вносило в управление войсками такой элемент дезорганизации, что Ринат буквально кипел от злости. Его приказы, передаваемые через порученцев, нередко ставились под сомнение или вообще игнорировались. Приходилось,
С дисциплиной дело обстояло еще хуже. Она была, но понималась рядовыми горцами довольно оригинально. На территории своего рода или вблизи от нее воин воевал отважно и умело, беспрекословно выполняя все приказы предводителя своего отряда. Оказываясь в дальнем походе, воин превращался в невольного барахольщика, думающего лишь о грабеже и последующей наживе. Ринат собственными глазами видел, как часть его воинства, не обращая внимания на продолжающийся бой, потрошили дома зажиточных жителей и после носились с громадными мешками всякого барахла. Бывало с одной стороны селение штурмовали, а с другой его грабили.
Однако, еще больше его удивило другое. Едва ли не любой горец мог в любой момент уйти, просто поставив в известность предводителя своего отряда. Мол, мне урожай убирать или дрова заготавливать. У Рината натуральным образом глаза на лоб полезли, когда с места вдруг сорвались почти четыре десятка воинов и с гиканьем ускакали в закат. Оказалось, к побережью приходил турецкий контрабандный корабль с грузом соли, на разгрузке и продажи которой можно было хорошо подзаработать.
– …Нет, ты посмотри на этих долбое… — прошипел Ринат, отвлекаясь от своих мыслей и останавливаясь на окраине своего лагеря. — Дрыхнут! Ни часовых, ни постовых. Приходи и режь мне глотку. Б…ь, воинство!
В паре метров от него без задних ног спали с десятков горцев, бывшие, судя по всему, родом из одного селения. Накрывшись неким подобием бурок, плотных плащей из овечьих шкур, они лежали вокруг уже давно потухшего костра. Больше рядом с ними не было ни единой живой души. Отсюда и до осажденного аула было буквально рукой подать. Захоти хан Джавад со своими людьми прогуляться, с легкостью бы прошел до шатра самого имама.
— А ну встать, собачий корм! — заорал Ринат вне себя от злости, начиная пинками охаживать лежавших. — Встать! — от истошных воплей ничего не понимающие горцы вскакивали и сражу хватались то за кинжалы, то за ружья. — Куда ружьем своим тычешь? — одного с ружьем он от души приложил ножнами от шашки. — Глаза разуй сначала!
Заспанный бородач пригнулся от удара и с неожиданности выстрелил. Пуля чудом только никого не задела. Правда, факт промаха взъярил Рината еще сильнее. Мол, горе-воины стрелять даже толком не умеют. Только жрать готовы в три горла, срать где попало и урвать, что плохо лежит.
— Кто старший? Я спрашиваю, кто старший?! Что зенки лупите, хари протереть не можете? Какие вы к черту воины Ислама? Вы, б…ь, гоблины! — не останавливаясь, Ринат еще смачно приложил ножнами недавнего бородача. — Ты старший? Дауд? Где часовой? Почему никто не сторожит эту часть лагеря? Почему все дрыхнут, подняв задницы?! Отсюда до Джавада рукой подать! Хочешь, чтобы его люди прирезали твоего имама?! Что мямлишь?
Коренастый мужчина в темной черкеске из хорошего английского сукна что-то пытался объяснить, но выходило у него не очень.
– …Но зачем, господин? Люди устали. Собака Джавад трус и все равно носа не посмеет высунуть из своей норы, — с полным непониманием своей вины, он затыкал рукой в сторону селения. — Он и его люди трясутся перед твоей силой. Если же Всевышний лишит его разума и он вылезет за стены, то мы раздавим его. Твои воины, как барсы бросятся на врага и погонят его плетками обратно, — он горделиво подбоченился и положил ладонь на рукоять кинжала; видно было, что он истово верил в свои слова, что было особенно страшно.