Полундра
Шрифт:
— Но как же ты тогда жив-то остался? — продолжал недоумевать Назаров.
— Повезло мне, — печально сказал инвалид. — Как самой последней сволочи повезло.
— Ну?..
— Понимаешь, Саша, натовцы каким-то образом узнали, что наша подлодка потерпела аварию и затонула в этом квадрате. Наверное, тот сухогруз, что подобрал вас, об этом сообщил.
— Конечно, — кивнул каплей. — Его капитан и не скрывал от нас, что собирается это сделать.
— Ну вот, — продолжал инвалид. — Норвежцы, узнав об этом, сразу же послали туда спасательное судно, а также разведывательный корабль и сторожевик. Ну, понятно, те быстро нашли масляные пятна на поверхности моря, а как раз в это самое время я и вынырнул. Они меня тут же подобрали,
— Конечно. — Каплей Назаров кивнул. — Кое—кому это жизнь спасло. Хотя я не знаю… По-моему, жестокий способ. Уж лучше сразу погибнуть, чем до конца дней безногим оставаться.
— Наверное, — не стал с ним спорить каперанг Павлов — Только ведь тогда никто не спрашивал моего согласия на ампутацию: я был без сознания, да и времени на разговоры не было. При кессонной болезни счет идет на секунды…
— Да, это точно, — согласился отставной каплей.
— Можно сказать, силком с того света вытащили, — продолжал инвалид. — Норвежский врач потом говорил, что повезло мне невероятно. Практически уникальный случай, чтобы при всплытии с такой глубины человек жив остался. Впрочем, я-то всего этого не помню. Меня как кессонная болезнь начала ломать, так я еще под водой сознание потерял. Очнулся уже безногим…
Каплей Назаров некоторое время молчал, удивленно качая головой: слишком уж фантастической выглядела вся эта история для старого подводника. Его командир между тем потянулся куда-то назад, где у него за спинкой инвалидного кресла была укреплена сумка, вытащил оттуда бутылку русской водки, какие-то цветастые пакеты с закуской, два граненых стакана. Все это добро он аккуратно расставил на тумбочке возле постели больного старика.
— Не бери в голову, каплей, — ободряюще сказал инвалид, откупоривая бутылку. — Давай лучше выпьем. За нашу встречу. Хотя ни ты, ни я не думали, что еще когда-нибудь увидимся на этом свете.
Они выпили по сто грамм. Инвалид крякнул с наслаждением, тут же потянулся к закуске. Водка быстро подействовала на больного каплея Назарова: глаза старика стали туманиться, он умильно глядел на сидящего рядом с его постелью инвалида, изредка его губы словно непроизвольно шептали едва слышно: «Эх, командир…»
Павлов тем временем продолжал рассказывать:
— Когда меня спасли, я еще неделю в бессознательном состоянии провалялся. Кстати, вот в этом самом госпитале. Очнулся, смотрю: лица вокруг чужие, говорят не по-нашему — ну, ясно же, что в плен попал. Тоскливо мне тогда стало, хоть удавись! Ты же помнишь, я по-немецки уже тогда говорил свободно. Однако спрашивать их, что все это значит, не хотелось. Не то, чтобы боялся, а просто настроения не было. Смотрю: и они какие-то не особенно разговорчивые. Потом, когда на поправку пошел, из постели на инвалидную коляску перебрался, протезы пробовал примерить, в один прекрасный день явился ко мне в палату один тип — хоть и в штатском, но что военный, на лице написано. Впрочем, темнить он не стал, сразу сказал, что он офицер контрразведки НАТО. Принес газету «Правда», а в ней репортаж о гибели нашей К-31, рассказ о спасшихся моряках, о тебе в том числе… Смотрю, а моя фамилия в числе погибших
— Конечно! — согласился каплей. — Мы же в штабе флота доложили, как все было. И там решили твердо, что у тебя шансов спастись не было!
— Вот-вот, — кивнул инвалид. — Я так и понял. Но это только потом. А тогда, в первый момент, как увидел, что меня в мертвецы зачислили, своим глазам не поверил. Вы, говорю, фальшивку изготовили и мне подсовываете. Это, говорю, не настоящая газета «Правда». Командование флота не могло меня вот так запросто взять и похоронить! Но тот только пожал плечами, с сожалением так… Принес мне радиоприемник коротковолновый, чтобы я Москву ловить мог. И я ловил, слушал Москву.
— Ну, правильно, — согласился каплей. — Командование Северного флота тогда весь экипаж к правительственным наградам представило. Тебя вот даже к звезде Героя… Только наше маразматическое Политбюро тогда решило, что звезда Героя тебе жирно будет, нет никакого геройства в том, что ты подлодку потопил, да еще в норвежских водах. И наградили-то они только погибших. Те, кто выжил, не получили вообще ничего. Решили, что выжившие и так достаточно награждены тем, что живыми остались.
— Ну вот, — продолжал инвалид. — Я как это сообщение услышал, так у меня в глазах потемнело. Расплакался даже. А этот тип из натовской контрразведки стоит рядом, что-то утешительное бормочет. А потом, когда я со своими эмоциями немного справился, он мне и говорит: «Видите, ваша Родина вас в покойники уже записала, вы ей теперь не нужны. Так что давайте переходите к нам, будем сотрудничать. Мы полученные от вас сведения оценим очень высоко…»
— И ты согласился? — негодующе воскликнул каплей.
— А что еще мне оставалось делать? — виновато вздохнул инвалид. — На Родине меня никто не ждал. Кому я там, безногий, нужен? Да и боялся я в Россию проситься. Или ты не знаешь, куда попадали те наши ребята, что хоть на несколько часов оказывались в плену?
— Так это во время Великой Отечественной войны их в концлагеря отправляли! — горячо возразил каплей Назаров. — При Сталине порядки были жесткие, солдат и расстреливали запросто… Теперь-то время уже другое.
— Все равно, — покачал головой инвалид. — Ну, тогда считай, что я опять струсил! Считай, что я стопроцентный изменник, предатель Родины! — Руки инвалида стали часто вздрагивать. Старый каплей Назаров смотрел на своего командира растерянно и с сочувствием. — Только знаешь, ваши теперешние генералы и адмиралы больше Родину предают, чем я тогда. Они всю армию развалили к чертовой матери, флот распродали, самых лучших офицеров разогнали!.. Я тогда хоть за свою собственную шкуру трясся, мне жить хотелось на этом свете. А они-то ради чего собственную страну продают? Только ведь ради поганых денег!
— Это точно, — со вздохом сказал каплей — Развалили флот, сволочи.
Некоторое время старики помолчали, скорбно и сосредоточенно глядя куда-то в сторону.
— Но, кстати, от меня натовцы узнали немного, — снова заговорил инвалид. — Устройство своей лодки я этому контрразведчику, конечно, описал, да и как тут соврешь, если они его знают так же, как я конструкции их кораблей. Сказал кое-что о составе кораблей Северного флота, об их вооружении, о маршрутах своих походов. Но самых главных секретов нашего флота я ему рассказывать не стал. Говорю, у нас на флоте достаточно строгая защита от внутреннего шпионажа, каждый знает только то, что ему положено. Этот контрразведчик прямо-таки разочарован был. Говорил мне: не может такого быть, чтобы вы, капитан первого ранга, были так мало информированы. Долго донимал меня допросами, целый год, как из госпиталя выписался, содержали меня в спецгостинице. Ну, практически под арестом держали. Но, в конце концов, это, видимо, им надоело — они решили, что я им все рассказал, и меня оставили в покое. Дали норвежское гражданство, как обещали. И пенсию по инвалидности — небольшую, но скромно на нее жить можно.
— А на Родину вернуться ты не пробовал? — спросил каплей Назаров. — Я имею в виду — в последние годы. Ты бы сейчас Россию не узнал, командир!..
— Кому я там, безногий, нужен? — Инвалид безнадежно махнул рукой. — Ваши деятели в полосатых штанах своим заслуженным офицерам пенсии платить не хотят. А обо мне — то ли шпионе, то ли просто дезертире-перебежчике — кто бы заботиться стал?
Каплей Назаров молча кивнул: отчасти его командир был, конечно, прав.
— Значит, ты теперь в Осло живешь, — подытожил каплей.