Полуночная роза (Месть по-французски)
Шрифт:
Те двое не стали затыкать ей рот. В этом, собственно, не было необходимости, — кто услышит, если она и начнет звать на помощь?
— Бедный малыш, — прошептала она ласково, — со мной ничего не случится, обещаю тебе. — Щенок снова взвизгнул и ткнулся холодным и мокрым носом ей в щеку.
— Вы даже не представляете, как мне приятно это слышать, — донесся до нее ненавистный голос.
Жизлен не повернула головы, она не отрывала глаз от пляшущих по потолку теней, которые отбрасывало пламя очага.
Блэкторн вошел в комнату. Через минуту Уголька уже не было рядом с ней, и она услышала, как он взвизгивает
— Твоей хозяйке сейчас не до собачьих ласк, — сказал он, — утешая щенка. — К тому же нам всем ни к чему, чтобы ты слизывал бренди с ее платья, так что лучше иди-ка отсюда. — Отпустив Уголька на пол, он легонько шлепнул его.
Уголек снова запрыгнул на постель, возмущенно огрызаясь, Жизлен взглянула на него, стараясь не обращать внимания на темную, возвышающуюся над ней фигуру.
— Ты такой же упрямый, как твоя хозяйка? — изумился Блэкторн. — Трак! — крикнул он, — будь добр, избавь меня от этого создания.
Возле кровати появился Трактирщик и осторожно взял щенка.
— Что вы хотите, чтобы я с ним сделал? — спросил он. Блэкторн очень пристально всматривался в ее лицо, а она очень старалась не показать волнения.
— Можешь утопить, — произнес Блэкторн задумчиво, или, если хочешь, сверни ему шею.
— Нет! — вырвалось у нее. Ей стало стыдно за свою слабость, но не могла же она позволить им уничтожить несчастное существо.
— Нет? — переспросил Блэкторн, наклоняясь над ней. Вы просите, чтобы я спас вашу маленькую собачку?
Ей захотелось плюнуть ему в лицо, и она пожалела, что не может этого сделать.
— Да, — ответила она, с трудом выдавив из себя это слово.
Тогда он улыбнулся пренебрежительной улыбкой победителя.
— Отнеси собаку экономке и скажи, чтобы присматривала за ней до возвращения Элин. Уверен, моя сестрица с радостью прижмет его к своей груди.
Это было лучшее, на что Жизлен могла надеяться, и, скрепя сердце, она приняла его благодеяние.
— Что мне сказать старухе? — спросил Трактирщик, подходя к двери.
— То, что мы и собирались сказать, — ответил Николас, глядя ей в глаза, и не обращая внимания на ненависть, которой они пылали, — что работа, которой прежде занималась Мамзель, не годится для любовницы английского джентльмена.
— Нет! — возмутилась она, а он улыбнулся и, протянув руку, легонько погладил ее по щеке.
— Я же не говорю, что на самом деле намерен спать с вами, моя крошка, — пояснил он. — Я просто считаю, то слугам Энсли-Холла покажется естественным ваше желание предпочесть мою постель кухне. Как я догадываюсь, вы не рассказывали Элин о своем прошлом. Весьма неосмотрительно с вашей стороны. Если бы она знала, то из кожи вон бы вылезла, лишь бы не допустить моего появления здесь. А теперь она подумает, что ее взбалмошная повариха, как и большинство ваших соотечественниц, не устояла перед соблазном предаться любви за деньги. Вы предпочитаете выйти со мной к карете без скандала, как и подобает приличной женщине, или заставите меня снова применить грубую силу?
— Я бы предпочла, чтобы вы отвели меня к мировому судье.
— Не сомневаюсь, но меня ваши соображения в данном случае не интересуют. Видите ли, я понял, что мне не нравится, когда меня хотят отравить, и где-то в глубине моей души затаилась жажда отмщения. Вам ведь это должно быть понятно,
— Так не откладывайте, — гневно произнесла она.
Николас молча покачал головой.
— Предвкушение всегда приятнее самого удовольствия.
— Добровольно я не пойду.
— Сломить сопротивление еще приятнее, — ответил он, и она вдруг заметила, что он держит в руке белоснежный шейный платок. Мгновение — и рот ее был завязан, а на затылке она ощутила тугой узел.
Николас усадил ее, и Жизлен ощутила внезапный приступ слабости. Она ударилась головой, когда боролась с ним, и боль становилась все более отчетливой, но она старалась сидеть спокойно и молча ждала.
Николас был тщательно одет с головы до ног. Блестящие черные сапоги, черный камзол с серебряной отделкой, иссиня-черные панталоны — сущий дьявол, — и Жизлен подумала, что в таком виде он бы вполне мог отправиться прямиком в ад, прихватив с собой и ее.
Блэкторн завернул ее в ярко-зеленую накидку, и она не стала протестовать. Он отлично знал, что накидка принадлежит Элин, но его это не остановило. Он завязал ленты под ее подбородком, касаясь прохладными руками ее кожи, и накинул капюшон ей на голову.
— Чтобы у слуг не появилось лишних подозрений, — пояснил он, задумчиво оглядывая ее. — Мне бы не хотелось, чтобы они считали, что вы уезжаете не по своей воле. Вообще-то они не слишком к вам расположены. Так показалось Траку. Вас здесь считают высокомерной, и будут счастливы узнать, что ради меня вы задрали юбки.
Жизлен бросилась на него, совершенно забыв, что у нее связаны колени, и если бы он не успел ее подхватить, она бы упала.
— Вы нетерпеливы, моя крошка, — произнес он, — впрочем, мы действительно злоупотребили гостеприимством. — Подхватив ее на руки, он плотнее запахнул на ней накидку и опустил капюшон ей на лицо. — Довольно романтично, — сдержанно сообщил он. — Думаю вы не станете попусту тратить время, и сопротивляться, иначе я буду вынужден сделать вам больно, а мне это неприятно. Слуги едва ли придут вам на выручку, если и поймут, что вас увозят против воли. Не упрямьтесь, Жизлен. У вас нет выхода.
Жизлен уговорила себя, что должна смириться с неизбежным, так как он говорил сейчас правду. Никуда не денешься по крайней мере несколько часов, она целиком в его власти. Но рано или поздно у нее появится шанс, и Николас Блэкторн узнает что почем.
Достопочтенный сэр Энтони Уилтон-Грининт поглядывал в окно кареты на плывущие над сельской местностью грозовые облака. Если бы он мог сам решать, то непременно сидел бы в Медоулэндз и ждал пока установится погода. Но Элин твердо решила ехать домой, а он не менее твердо решил ехать с ней, хотя внешне его решительность как всегда не была заметна. Правда, если бы погода была ясной, едва ли у него нашлись бы достаточно веские основания для того, чтобы ехать в карете с отличными рессорами, принадлежащей его однокашнику Кармайклу. Элин знала, что у него новый жеребец, и хотя он не любил ездить верхом без особой необходимости, закрытые экипажи доставляли ему еще меньшее удовольствие. Если бы светило солнце, ему было бы непросто объяснить, почему он готов провести в закрытой карете целых десять часов.