Полуночная роза

Райли Люсинда

Я долгие годы делала все возможное, чтобы им помочь, однако мои усилия – лишь рябь на поверхности безбрежного океана нищеты и лишений.

Терпеливо жду, пока Кева наденет на меня новое сари – подарок от Муны, и обещаю себе не грустить. Я всегда старалась помогать людям, с которыми свела меня судьба, и мне не в чем себя упрекнуть.

– Прекрасно выглядите, мадам Чаван.

Зеркало подсказывает, что Кева лжет, но все равно приятно. Я провожу пальцами по нитке жемчуга, которую ношу, не снимая, почти восемьдесят лет. Согласно завещанию, она достанется Муне.

– Ваша дочь приедет в одиннадцать, а остальные – часом позже. Где вас устроить,

пока не соберутся гости?

Я улыбаюсь, чувствуя себя антикварным креслом.

– У окна, посмотрю пока на свои горы, – говорю я.

Кева помогает мне встать, подводит к окну и усаживает.

– Принести вам что-нибудь?

– Нет, лучше сходи на кухню и проверь, как дела с обедом.

– Хорошо, мадам.

Она ставит колокольчик с прикроватной тумбочки на столик рядом со мной и выходит.

Поворачиваю лицо к солнцу, льющему лучи в большое панорамное окно коттеджа на вершине холма. Греясь на солнышке, как старая кошка, вспоминаю друзей, которые уже отправились в мир иной и не смогут прийти на торжество. Моя лучшая подруга Индира умерла больше пятнадцати лет назад. Признаюсь, это был один из немногих моментов, когда я не смогла удержать себя в руках и разрыдалась. Даже преданность дочери не сравнится с любовью и дружбой Индиры. Несмотря на эгоистичный и взбалмошный характер, она поддерживала меня в самые трудные минуты.

Мой взгляд падает на письменный столик в нише напротив; в запертом ящике лежит письмо из трехсот страниц, которое я написала сыну. В нем – вся моя жизнь. Шли годы, и я боялась, что подробности изгладятся из памяти, станут размытыми и зернистыми, как черно-белая пленка старого немого кинофильма. Если мой сын жив – а я в это верю – и если он меня найдет, я хотела бы рассказать ему о своей жизни, о том, как его любила и как потеряла. Когда я начала писать, мне было около пятидесяти, и я полагала, что могу уйти в любую минуту. Рукопись пролежала в столе почти полвека, никем не прочитанная, ведь сына я до сих пор не нашла. Даже моя любимая дочь не знает, как я жила до ее появления на свет. Порой я чувствую себя виноватой, что не раскрыла ей правду. Впрочем, она, в отличие от своего брата, знает, что такое материнская любовь.

Воскрешая в памяти стопку пожелтевших листков, я прошу богов дать мне знак. Нельзя, чтобы после моей смерти, которая уже не за горами, рукопись попала в чужие руки. Может, просто попросить Кеву сжечь бумаги?

Нет, я по-прежнему надеюсь найти сына. В конце концов, я дожила до ста лет, а вдруг доживу до ста десяти? Вот только кому доверить письмо?

Я мысленно перебираю всех членов семьи, прислушиваясь к себе, и останавливаюсь на одном из правнуков. Ари Малик, первенец моего старшего внука, Вивека. Когда по позвоночнику поднимается дрожь – знак свыше, от тех, кто понимает гораздо больше меня, я улыбаюсь. Ари – единственный в нашей семье, кому достались голубые глаза. Не считая моего любимого потерянного ребенка.

Я стараюсь вспомнить, где он живет и чем занимается. Это не просто – у меня одиннадцать правнуков, которые живут в разных городах, и я редко их вижу.

Вивек, отец Ари, – самый обеспеченный из моих внуков. Он всегда был умным, хотя немного медлительным. Вивек стал инженером и в состоянии обеспечить жене и троим детям все самое лучшее. Ари получил образование в Англии. Он с детства отличался множеством талантов, только вот не помню, чем занялся после школы. Сегодня присмотрюсь к нему внимательнее. И обязательно узнаю, верна ли моя догадка.

Приняв решение, я успокаиваюсь, прикрываю глаза и позволяю себе вздремнуть.

– Где же Ари? – прошептала Самина мужу. – Просила ведь не опаздывать! – взволнованно добавила она, оглядывая толпу собравшихся в гостиной родственников, осыпающих виновницу торжества подарками и комплиментами.

– Не паникуй, Самина, – успокоил жену Вивек, – сейчас будет.

– Он обещал, что встретит нас на вокзале в десять часов, чтобы прийти на праздник вместе, как все нормальные семьи. Клянусь, Вивек, этот мальчишка не уважает семейные ценности, и я…

– Тише, дорогая, он хороший мальчик, просто очень занят.

– Ты думаешь? – спросила Самина. – Я что-то начинаю сомневаться. Каждый раз, когда я звоню ему по городскому телефону, мне отвечает новый женский голос. Знаешь ведь, что такое Мумбаи: там полно бессовестных болливудских хищниц! – Она понизила голос, не желая, чтобы их услышали.

– Между прочим, нашему сыну двадцать пять лет, у него свое дело, и он как-то справляется, – пожал плечами Вивек.

– Пора открывать шампанское и произносить тосты. Кева опасается, что бабушка устанет, если мы заставим ее ждать, – вздохнула Самина. – Если Ари не появится в течение десяти минут, я попрошу начинать без него.

– Я же сказал, что сейчас будет… – Вивек широко улыбнулся своему любимому сыну, входящему в комнату. – Твоя мама, как всегда, поднимает панику, – добавил он, тепло обнимая Ари.

– Ты обещал быть на вокзале, мы прождали целый час! – нахмурилась Самина, отлично понимая, что не сможет долго сопротивляться обаянию своего отпрыска.

– Прости, мамуля. – Ари нежно взял ее за руки и торжествующе улыбнулся. – Меня задержали срочные дела, и я пытался дозвониться, но твой мобильный, как всегда, отключен.

Ари с Вивеком заговорщически переглянулись. Неумение Самины пользоваться мобильным телефоном всегда было в семье поводом для шуток.

– Как бы то ни было, я здесь. Я что-то пропустил? – Ари обвел глазами комнату.

– Нет, к счастью, у Анахиты столько гостей, что она не заметила твоего опоздания, – ответил Вивек.

Повернувшись к основательнице рода, гены которой передались ему через поколения, Ари заметил на себе испытующий взгляд.

– Ари, ты все-таки решил к нам присоединиться, – улыбнулась Анахита, – подойди и поцелуй свою прабабушку.

– Может, твоей бабушке и сто лет, но она все замечает, – прошептала Самина Вивеку.

Анахита протянула к Ари хрупкие руки. Толпа расступилась, и все глаза обратились на него. Молодой человек подошел к имениннице, опустился на колени и склонился в глубоком поклоне, ожидая благословения.

– Прости, что опоздал, нани [1] , мне пришлось проделать долгий путь.

Анахита посмотрела ему в глаза так пристально, словно хотела заглянуть прямо в душу.

– Ничего, – ответила она, легко прикоснувшись тонкими иссохшими пальцами к щеке внука. – Хотя я всегда считала будильник чрезвычайно полезным изобретением, – добавила она почти шепотом, исподтишка подмигнула ему и показала, чтобы он встал. – Поговорим с тобой позже. Кеве не терпится начать церемонию.

1

Нани – уважительное обращение к старшей родственнице в Индии.