Полуночник

Пирс Мэри

— Нейту, — сказала она. — Твоему брату.

Я начал смеяться.

Нейт, конечно. Нейт с его грандиозными идеями.

Я начал расхаживать, пиная бутылки и одежду со своего пути.

— Нейт, Нейт, блядь. Он тебя сюда послал?

— Он попросил меня прийти, — Ханна убрала свой телефон подальше.

— Ну, разве это не чертовски мило. И вот ты здесь. Хорошо бы он предупредил меня. Знаешь, заранее предупредить было бы неплохо.

— Он думал, что ты рассердишься и уйдешь отсюда. И я думаю, он был прав.

Я сердито

посмотрел на Ханну.

Она проигнорировала меня и продолжила выливать содержимое бутылок. Я усилил свою хватку на горлышке моей последней бутылки бурбона.

— Надеюсь, теперь ты счастлива, ты вылила около тысячи долларов вина в канализацию.

— Я отплачу тебе. Ты должен бросить пить, Мэтт. Все беспокоятся о тебе.

— Все, да?

— Пэм, твои братья, дядя.

— А что насчет тебя? — я наклонил бутылку к моим губам. Я слишком много пил, слишком быстро. Я откинулся на спинку дивана, когда комнату качнуло.

Глаза Ханны снова стали влажными. Черт, я хотел, чтобы она успокоилась.

— Никто не беспокоится так, как я, — сказала она.

Она бросила мешок с бутылками на кухне и скрылась в моей спальне. Я закрыл глаза. Я слышал ее перемещения по комнате, она закрывала окна.

Она вернулась с несколькими бутылками, которые тоже вылила и выбросила. Она очистила холодильник и морозильную камеру от выпивки и смела разбитое стекло с пола в совок.

Ее глаза остановились на кухонном столе. Он был завален таблетками и документами.

— Это мое, — сказал я.

— Больше я ни от чего не избавлюсь, — Ханна двинулась к столу. Мне казалось, что я упаду, если отпущу спинку дивана, и, кроме того, игра окончена.

Игра продолжалась недолго.

Ханна исследовала мои рецепты. Свежие слезы потекли по ее лицу, когда она выстроила в линию флакончики.

Свет огня упал поперек стола, освещая мой блокнот и россыпь страниц. Ханна взяла первую стопку. Я посмотрел на ее лицо, ее выражение лица изменилось.

Ободренный бурбоном, я хотел требовательно спросить, почему она никогда не отвечала на мое несметное количество звонков, текстов и электронных писем. Почему, если она так волновалась, она оставила меня в покое на такое долгое время? Почему? Почему она не могла простить меня? И почему я не мог простить себя?

Я был все еще слишком напуган, чтобы спросить.

Если Ханна действительно не сможет простить меня, я никогда не найду свой путь. Она оставила меня мучиться в догадках. Я нуждался в ней, потому что любил ее — или я любил ее, потому что нуждался в ней. Почему чувства превратились в лабиринт? Теперь я потерян в темноте. В моих мечтах я бежал по дороге, которая была окружена стеной с высокими изгородями. Вечно легкое прикосновение листьев заставляли меня смеяться. Вечно долгая ночь.

— Я не мог... заставить тебя услышать меня, — сказал я, говоря аккуратно,чтобы не было невнятно.

— Так это ты написал?

Она подняла

написанные страницы «Суррогата». Я кивнул.

Ханна долгое время молчала. Я мог видеть ее мысли... череду вопросов, ответов, откровений. Она выглядела, будто впервые узнала, что я М. Пирс.

Наконец, она опустила страницы. Она пришла ко мне. В этот раз я был напуган.

Я закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Ханна забрала бутылку из моих пальцев. Я слышал, как она поставила ее на пол.

Она обняла меня сзади и положила руки мне сердце.

Боже, какая нежная кожа...

— Ты все время обманываешь меня, — прошептала она.

Я сжал диван двумя руками.

— Всегда, Мэтт, всегда говори со мной любым ртом, голосом, персонажем, но сам. Разве ты не понимаешь, что я люблю тебя? Я вижу тебя насквозь под всей твоей ложью, и я всегда найду тебя.

Я открыл глаза и откинул голову назад, уставившись в сводчатый потолок. Я не позволю этим слезам, наполняющим до краев мои глаза, пролиться.

Пальцы Ханны прошлись по моей груди и животу. Полные желания темные глаза смотрели на меня.

— Ханна... я не могу.

— Не можешь что?

Она поцеловала мою спину. Ее открытый рот задержался напротив моего голого плеча. Она нежно слегка прикусила кожу и держала меня за бедра.

— Я не могу написать сцену, — пробормотал я. Я не могу вызвать эрекцию.

— Я ждала этой сцены. Я живу твоими словами. Почему ты не можешь написать ее?

— Я не чувствую. Я не могу почувствовать...

Я зарылся пальцами в спинку дивана. Боже, как это унизительно. Я бы оторвался от Ханны, если бы не был уверен, что не смогу возбудиться.

Она двигалась напротив меня, поцелуями следуя от моей шеи к уху. Она встала на цыпочки и втянула мочку моего уха. Я тихо застонал.

— Я не могу, — взмолился я, — не могу.

— Тссс, Мэтт. Все хорошо теперь, все кончено. Я здесь и никогда не оставлю тебя.

Ханна прижалась своими грудями к моей спине. Она прижала руку к передней части моих боксеров. Я задохнулся. Впервые за месяцы в моих чреслах распространился жар.

— Ох, блядь, — я застонал. — Ханна...

Я начал тереться моим членом о ее ладонь. Она шептала милые глупости мне на ухо. Смысл слов уплывал, и все, что осталось — это ее горячее дыхание и обнадеживающий голос.

Вскоре я напрягся в своих боксерах. Ханна скользнула внутрь. Ее пальцы свернулись вокруг моего члена, она обхватила яйца. Я посмотрел вниз в неверии.

Этого было более чем достаточно.

Я судорожно сгорбился в руках Ханны.

— Я не… — я запнулся. — Я не продержусь.

— Все хорошо, Мэтт, все в порядке.

Свет от камина вспыхнул на нашей коже, окрасив янтарно-оранжевыми красками. Тишина комнаты сомкнулась вокруг нас. Ханна вошла в мой отчаянный ритм своими руками.