Полуночники
Шрифт:
Когда «Танцующий-на-Краю» отправлялся в полет, все были воодушевлены, но сейчас, спустя недели полета сквозь грозы и облака, воодушевление все больше покидало команду. Вроде бы, стоит всецело верить легендарной мудрой птице, но, кто знает, вдруг и среди помогарей могут быть немного ненормальные? Очень уж настойчиво пернатое создание летело прямо в жуткий шторм… И, от этого сомнения и мрачные мысли легко приходили на ум.
Хит обходил палубу, проверяя узлы на тросах и смотрел в непроглядную пелену облаков. Хорошо, что хоть дождя сейчас не было, — тяжелая пиратская шинель очень долго сохнет, а без нее как-то несолидно ходить, если ты аж квартермейстер. Хотя, Рован сомневался что есть повод считать себя состоявшимся квартермейстером — он ведь не заключил ни одного договора и ничего не продал, пока он только рассчитал количество воды и продуктов, которые пригодятся для полета, но,
– Все нормально с ним, можешь отпустить. — Сказал подошедший Хит.
– А, да… — заморгал Тугодум, берясь за борт. — Просто эти облака, они как будто затягивают.
– Да, в этом что-то есть. — сложив руки за спиной, сказал четверлинг, смотрящий вверх.
Тугодум удивлялся - как можно вот так стоять, запрокинув голову, и совсем не волноваться. Не то, чтобы он боялся,- когда надо было активно действовать во время шторма, он концентрировался и все хорошо выполнял, но, вот в такие моменты затишья, он чувствовал себя не в своей тарелке. Пусть он всю жизнь жил в парящем городе, но, на корабле, летящем в Открытое Небо, ощущения оторванности от земли были совсем другие. Какие-то тоскливые…
– А в Санктафраксе такие облака не изучают? — словно подслушав его мысли, спросил Хит.
– Ты извини меня, но, я на самом деле не знаю что они там изучают. — В очередной раз признался Тугодум. — Они все на свете изучают, но что конкретно — я не знаю, потому что я всего лишь стражником там был.
– Всего лишь. — Хмыкнул Хит. — Да это же так престижно, прекрасно!
Тугодум пожал плечами. Прекрасно было быть стражником в те времена, когда они сторожили Сокровищницу Грозофракса, носили красивую униформу, когда их уважали, и когда главным стражем был Капитан Сигборд. А в то время, когда стал служить Тугодум, над стражниками разве что не подсмеивались из-за их нелепых костюмов в диком стиле. Но, он не хотел мешать Хиту мечтать и вдаваться в подробности. Как только четверлинг узнал, что плоскоголовый родом из Санктафракса, он стал при всяком удобном случае расспрашивать его про парящий город, пытаться узнать еще что-нибудь новое. В такие моменты Тугодуму становилось стыдно, — он воспринимал все в Санктафраксе как само по себе разумеющееся, просто жил там и не вдавался в подробности. А кто-то из Нижнего города так преклонялся перед городом на летающей скале, что был в восторге от любой информации, о любом повороте улицы, о магазинчиках и режиме работы… Если бы Тугодум знал, что когда-то подружится с подобным индивидуумом, то был бы внимательнее к своему дому, но, он не знал,и потому его сведения были очень неполными. А врать о чем-то, чего он на самом деле не знал, гоблин не собирался.
Хиту Тугодум нравился не только из-за того, что он был из Санктафракса, ему просто нравилось общение с этим тихим правильным гоблином, иногда таким растерянным в полете. А когда кто-то растерян больше, чем ты сам, и ты можешь его подбодрить, то начинаешь чувствовать себя увереннее.
– Пошли вниз, кажется, уже обеденное время. Сегодня у нас Лесорыб за повара, какую-нибудь экзотику приготовил опять, наверняка. — Сказал четверлинг, двигаясь к камбузу.
Качающийся корабль и вращающийся облачный клубок опять лишали гоблина уверенности. И, видя это, Хит просто взял его за руку и повел за собой. Хит слышал, что на классических пиратских кораблях квартермейстеры и плоскоголовые телохранители часто тесно общаются, хотя бы из за того, что гоблины присматривают за худощавыми близорукими коммерческими директорами судна, когда те заключают сделки. Правда, в их случае сделок они не заключали в принципе, зрение у Хита было слабоватое, но, все же он мог обходиться и без очков, а Тугодум не походил на телохранителя, особенно во время полета, и, это скорее квартермейстер оберегал растерянного гоблина.
А к вечеру этого дня «Танцующий –на -Краю» вплотную приблизился к самому центру грандиозной бури. Вблизи она была на самом деле страшной, и, теперь Хит еще больше начинал сомневаться в здравомыслии птицы, летящей
И, корабль со всем экипажем влетел в гигантское завихрение, в котором если кто-то и бывал, то вряд ли о том помнили, потому что правящие там бури чувств стирают память о себе, в большинстве случаев.
Хит помнил только сильную тряску и гул, видел Тугодума, растеряно стоявшего неподалеку, и которого он привязал к себе, чтобы не потеряться в шторме. Потом были вспышки, град, молнии, шаровые молнии, горячая боль, а дальше — белая пустота и забвение.
========== 3. Блуждающие фонари Нижнего города. ==========
Хит очнулся на размокшей земле ночной улицы Нижнего города. Видимо, это был складской район, потому что вокруг никого не было, и пахло старьем. Это определенно была ночь, черная и непроглядная, но, он все хорошо видел вокруг себя, словно, все вокруг него было чем-то подсвечено. Может быть, он был под фонарем? Четверлинг задрал голову. Но, фонаря не увидел, зато, ощутил сильную боль в лице и понял, что видит только правым глазом. Он застонал и затрясся от боли, снова согнулся и увидел рядом с собой лужу. Заглянув в нее, он приоткрыл рот от удивления. Во-первых, удивляло то, что свет, оказывается, излучал он сам, — ровный теплый свет шел и от лица, и от одежды. А, во-вторых он был шокирован видом своего лица, — его левая сторона была сильно обожжена, вся красная, почти кровавого цвета, не странно, что боль от шевеления была такой неистовой. Левый глаз был светлым, ослепшим, а левое ухо отсутствовало. Черты левой стороны лица исказились, согнулись в недовольную гримасу. Хит зажмурился, надеясь, что это просто страшный сон, который развеется, но, это был не сон, потому что лицо пронзила новая острая боль. Он вскрикнул и стал брызгать на себя грязной водой из лужи, чтобы как-то бороться с мучительным жаром. Вскоре странный свет стал рассеиваться, и ему стало еще больше не по себе.
– Что происходит? Что произошло? Где все? — Тихо спросил он вслух, садясь на камни бордюра. Сам он ничего не помнил после того, как они влетели в шторм.
В темноте он наткнулся рукой на что-то, и это оказалось его помятой треуголкой. На минуту квартермейстер даже порадовался — хоть что-то привычное рядом. Все же треуголку сшил ему отец — шляпник, еще очень-очень давно, во время его юности. Но, потом стало еще грустнее, потому что на ум пришли мысли о том, что ему снова страшно не повезло. Полет в небо обернулся катастрофой, возможно, все остальные вообще погибли, а он, изуродованный и беспамятный, свалился сюда, в грязь. Лучше умереть, чем так жить. Лучше умереть, вот только как?.. Броситься с какой-нибудь крыши? Ужасные мысли… Хит сжал треуголку в руках и заплакал тихо и отчаянно.
Но, вдруг он ощутил какое-то тепло. Открыв глаз, он увидел, что руки снова начинают светиться, не так интенсивно, но все равно светиться. В этом свете была какая-то надежда, что-то светлое и доброе, несмотря на весь ужас, и Хит слегка улыбнулся. Может, стоит еще пожить?..Потом четверлинг понял, что он — не единственный светящийся объект в этом темном и грязном пространстве задворок. Просто объект был слева от него, и ослепший глаз не мог заметить его прежде. Хит встал и повернулся в сторону другого слабо светящегося субъекта, приближающегося к нему. Чем ближе этот некто подходил, тем ярче становилось свечение их обоих. Второй субъект сильно хромал, практически, волочил правую ногу за собой, опираясь при ходьбе на какой-то шест. Он был примерно одного с ним роста, с широко расставленными большими ушами. Хит знал, что знает его, но, по началу не мог вспомнить как зовут этого индивидуума. Но, он точно знал, что рад видеть его и пошел навстречу.
– Хит? — Тихо спросил подходящий плоскоголовый гоблин.
– Тугодум? — Тут же вспомнил его имя четверлинг. — Тугодум, я так рад.
Гоблин подковылял поближе, и Хит обнял его, прижимаясь правой, не обожженной стороной лица. Тугодум тоже обнял его одной рукой, потому что второй опирался на палку, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась куском верхушки мачты корабля.
– Я тоже очень рад. Слава Небесам, что ты жив. Что мы оба живы. Хоть мы и так странно светимся…
Оба сели на бордюр, потому что стоять Тугодуму было все же сложно.