Полуночный охотник
Шрифт:
– Что-то я о нем слыхал, – призадумался Арнгрим.
– И я слыхал! – подхватил Дарри. – Что он могучий заклинатель, и песни у него непревзойденные!
– А я слышал, что он приносит неудачу, – возразил его брат. – Подозреваю, этот скальд – из рода тех, в чей мед поэзии угодило дерьмо орла Всеотца… Люди рассказывают, как-то раз он смастерил нид-проклятие из черепа на палке и направил его на врагов, а ветер взял да и развернул нид в обратную сторону… Думаете, почему этот скальд сейчас здесь, а не в землях франков?
–
– Приветствую знаменитого ярла, – высокопарно начал тот, – давнего любимца Ньорда, нового возлюбленного Ран…
– Ты полегче, певец, – не выдержал Крум. – Эдак, восхваляя одного, можно оскорбить другого!
– Этот воин, который учит меня приветствовать ярлов, видимо, и сам знаменитый скальд? – глядя поверх головы Крума, спросил Снорри Молчаливый.
– Не такой знаменитый, как ты, – отозвался Крум. – Прошу, поведай нам о своем величии! А то мы здесь ничего о тебе не слыхали… Может, за то и прозвали тебя Молчаливым, что нечасто ты радуешь воинов пением?
– Видно, имя мое еще не достигло столь удаленных северных земель, как Яренфьорд, – холодно ответил скальд, обращаясь лишь к Арнгриму. – Ибо где бы я прежде ни странствовал, на неизвестность не жаловался. Мое имя известно во всех землях, от данов и гетов до Гардарики…
– Что же тебя сюда занесло, в наше захолустье? – спросил ярл.
– Мне пришлось скрываться, – ответил Молчаливый. – Такое часто бывает у нас, певцов.
– Видно, ты сильно навредил врагам своей песней, если так далеко убежал! – не удержался Крум.
Скальд приосанился.
– Поистине так и было, – подтвердил он. – Один конунг, не буду называть его имя, как-то раз неуважительно обо мне отозвался. Тогда я пришел к нему на пир и предложил сложить хвалебную песнь в его честь. Он согласился, продолжая насмехаться надо мной… Но как только я начал петь, все его родичи, воины и гости начали бледнеть и хвататься за животы, ибо их разобрал неудержимый понос. Некоторые из них попытались вскочить и броситься в нужник, но я продолжал петь, и в зале разом угасли все свечи… Тогда я потихоньку выскользнул оттуда и, отомщенный, направился прямо в гавань…
– А я слышал эту историю! – воскликнул Дарри с восхищением. – Так это был ты?
Снорри Молчаливый бросил на него одобрительный взгляд и кивнул.
– Я тоже слышал, – подхватил Крум, – и сдается мне, что тебя в самом деле пригласили спеть хвалебную песнь, но вот дальше дело пошло наперекосяк…
Арнгрим хлопнул ладонью по столу.
– Хватит споров! Прошу, яви нам свое искусство, славный Снорри! Сложи песню в мою честь. Если мне понравится, я возьму тебя на корабль.
– Как прикажет славный ярл!
Снорри поклонился, сел на край скамьи, снял с плеча чехол, бережно достал из него разукрашенную
– А еще слыхал я об одном скальде, – подсел к нему Дарри, – который дивной песней влюбил в себя дочь и жену одного конунга, и ему пришлось бежать со всех ног от гнева правителя, а также и от двух возлюбленных сразу… Уж не ты ли это был?
Скальд загадочно улыбнулся, не говоря ни да ни нет, – лишь продолжал настраивать харпу.
– Представь, у нас битва, надо срочно напускать туман в глаза врагу, а он колки крутит, – прошептал Крум.
– Ты петь-то будешь или нет? – не выдержал Арнгрим.
Снорри насупился, однако выпрямил спину, умостил харпу на колене, и пальцы его забегали по струнам.
Под темными сводами зала поплыли стройные созвучия. И сразу озаренный свечами сумрак пиршественного чертога стал более торжественным, будто боги где-то встрепенулись и насторожили уши, готовясь насладиться пением, – ведь боги очень любят хорошую музыку! Из-за приоткрытой двери чертога незаметно, как им казалось, прислушивались стражники. А из дальней части зала, за ткаными завесами, долетел взволнованный шепоток служанок.
– Вы чего тут бездельничаете, лентяйки? – раздался отдаленный голос Славуши.
– Госпожа, там скальд…
Супруга ярла выглянула в зал, прислушалась – и, тихо подойдя к столу, молча села на скамью рядом с мужем.
Сыграв долгое, затейливое вступление, Снорри Молчаливый наконец запел. Голос разочаровывал – негромкий, несколько скрипучий, – однако опыт и навык в пении, несомненно, чувствовались. Даже Крум опустил насмешливо поднятую бровь и начал вдумчиво прислушиваться…
И вскоре глаза всех троих полезли на лоб.
– О чем он поет? – прошептал Арнгрим. – Это какое-то заклятие?
– Понятия не имею, – отозвался Крум. – Если нас сейчас проберет понос, мы об этом узнаем… Одно непонятно, как ему с таким голосишкой удалось охмурить жену конунга, не говоря уж о дочке?
– Тихо, я слушаю, – шикнул Дарри, наморщив лоб.
– Ни слова не разобрать! – повторил Арнгрим, хмурясь. – О чем бы он ни пел, это явно не про меня!
Наконец скальд закончил песнь, встал и поклонился.
– Надеюсь, мое скромное искусство, воспевшее доблестного ярла и его подвиги, пришлось ему по вкусу!
– Гм… Ну если это было воспевание подвигов, то конечно… Там были слова «окунь битвы»…
– А также «владыка ратной гадюки», – добавил Крум. – Это все ты, брат.
– Слыхал ли этот воин о кеннингах? – цедя слова через губу, спросил скальд.
– Куда уж мне, – вздохнул Крум. – Я из всех песен знаю лишь «Конунг Олав Толстозадый отправляется в поход». Я даже многих слов не ведаю, что прозвучали в твоей хвалебной песне. Вот, например, «мечегромец»…
– Это слово изобрел я, – вскинул голову Снорри Молчаливый. – А что не так?