Полуночный Прилив

Эриксон Стивен

Самая трагическая».

Глава 23

Под этой водной гладью скрыта обширная подземная пещера. Свод ее хрупок и порист. Если бы нам удалось оказаться в древней пещере, сверху непрерывно лилась бы вода. Процесс разрушения свода длился долго, однако наконец он проломился, что повлекло катастрофическое обмеление одиннадцати речек и множества болот, находившихся на том месте, где ныне стоит Летерас. Так что хотя Обжитое Озеро и невелико, следует помнить о его невероятной глубине. Оно — как бы люк, ведущий в громадную каверну внизу. Так что истории о рыбаке Бурдосе — единственном на Обжитом Озере —

что закидывал самую большую сеть, но не достал дна, не должны нас удивлять. Как и то, что по кончине рыбака желающих продолжать его дело не нашлось. Я часто представляю себе внезапное слияние одиннадцати рек и вод всех болот, хотя оно явно произошло задолго до появления наших колонистов. Мои ученые собратья, что за драматическое зрелище это было!

Отрывок из «Геологической истории Летераса», лекции, прочитанной королевским географом Тулой Красным Песком в Академии Скульптуры по случаю девятнадцатой годовщины ее основания (и за несколько мгновений до Великого Обрушения потолка Академии). Восстановлено по памяти единственным уцелевшим слушателем, Ибелом Дартом.

Облако неестественной пыли чудищем вздулось над армией Тисте Эдур, сошедшей с северных холмов и выдвигавшейся на позиции около Отрубной Крепости. Охряное облако бурно волновалось, яростные ветра беспорядочно неслись на юг, поражая стоящие там летерийские войска темными, зловещими тучами пепла и содранной с полей почвы.

Император Эдур снова обрел славу воскресения. Каждая смерть — ступень в его восхождении к неоспоримому господству. Возрождение не будет тихим и безболезненным, понимал Удинаас. Оно приходит с воплями, что разрывают воздух. Оно приходит ураганом страдания, рвет на части душевное здоровье Рулада — но разве не то же происходит со всяким, подвергшимся проклятию? Для раба не было сомнений в том, что меч проклят, и что стоящий за ним бог — если он действительно бог — является безумной тварью.

На этот раз возвращение Рулада видели его братья. Удинаас не удивился появившемуся на их лицах выражению ужаса, когда император издал первый сдавленный стон, когда судороги сотрясли тело Рулада, когда холодный нездешний свет снова загорелся в его глазах — провалах среди золотых монет и засохшей крови. Он видел их — замерших на месте, не способных ни подойти поближе, ни бежать. Молчаливых свидетелей ужасающего откровения.

Может быть, потом — когда они оттаяли, когда их сердца снова забились — родилось сочувствие. Рулад откровенно рыдал, и раб обнимал его рукой, стараясь утешить. А Тралл и Фир смотрели, и К'риснан сидел за ними, безмолвно скорчившись на земле, пока император снова не пришел в себя — юнец, брат, недавно омытый кровью воин — и найденный им меч жил в его руках, не ослабляя своей хватки.

Они мало говорили между собой во время возвращения. Подхлестывали коней, и Удинаасу эта скачка напоминала бегство — не от Форкрул Ассейла, восторженного почитателя покоя остывших трупов, но от смерти и воскресения императора Тисте Эдур.

Присоединившись к армии в пяти лигах от Отрубной, они выслушали доклад Ханнана Мосага: к'риснан ы двух других армий сообщают, что их силы приближаются к роковому полю, на котором, по данным духов — разведчиков, ожидают войска Летера.

Детали, тревожные приготовления — Удинаасу все было безразлично. Шепоток о порядке в кипящем хаосе. Армия на марше — словно миграция зверей: каждая тварь движется инстинктом, потребностью рвать и убивать. Армии стремятся от сложности к простоте. Именно это движет их вперед. Впереди поле битвы, где все станет естественнее, где пыль, крики, потоки крови явят суровую ясность. Такова тайная жажда солдат и офицеров, правительств, королей и императоров. Простая механика победы или поражения, идеальное зрелище, интереснейшая игра для разума. Смотрите на весы. Отмеряйте, досыпайте, занимайте ум бесконечными поворотами

жерновов, смотрите на кучи людей как на кучи монет… и время пройдет, и внешний мир останется смутным пятном… пока кто-то не перевернет игорный стол.

Удинаас завидовал солдатам и вонам, их простой жизни. Для них не будет возвращения из смерти. Они объясняются на простом языке отрицаний. Сражаются за воина или солдата рядом с собой — и даже смерть приносит пользу. А это, полагал ныне Удинаас, самая редкая вещь на свете.

Так должно быть; но раб понимал, что так не будет. В грядущей битве сражаться будет магия. Может быть, таково будущее всех войн. Бесчувственное уничтожение, стирание жизней в не поддающихся подсчету количествах. Логическое продолжение правительств, королей и императоров. Война как столкновение воль, состязание, равнодушное к потраченным средствам. Кто первый моргнет? — и не важно, что заставит противника моргнуть. Война, ничем не отличающаяся от подсчета монет в Торговой Палате. Весьма понятная всем.

Тисте Эдур и союзники становились напротив сил Летера, и дневной свет тускнел, затуманенный поднявшимися клубами пыли. Иногда потрескивала магия, воздух сверкал — случайные выбросы приготовленной сторонами мощи. Удинаас гадал, переживет ли этот день хоть один участник. Извлекут ли выжившие урок из произошедшего?

«Иногда игры заходят слишком далеко».

Она стояла рядом, молчаливая, закутавшаяся в мягкую некрашеную шкуру оленя. Не предлагала никаких причин тому, что искала его. Он не знал ее мыслей, не догадывался, что у нее на душе. Непонятно, а может, и непознаваемо.

Но сейчас он услышал ее прерывистый вздох.

— Синяки почти прошли, — сказал он.

Пернатая Ведьма оглянулась. — Благодаря тебе.

— Не нужно.

— И хорошо. — Казалось, она потеряла всегдашнюю горячность. — Я нет то сказала. Не знаю, что и думать.

— О чем?

Она закачала головой: — О чем. Он еще спрашивает. Во имя Странника, Удинаас! Летер вот-вот падет.

— Может быть. Я внимательно смотрел на войска летерийцев. Видел, где могут быть маги. Но не видел Цеду.

— Он должен быть там. Как его может не быть?

Удинаас промолчал.

— Ты больше не Должник.

— Это имеет значение?

— Сама не знаю.

Они замолчали. Их позиция находилась на юго-западе поля будущей битвы. Им было видно стену Отрубной Крепости, мощной и приземистой твердыни, угнездившейся прямо в скале. По краям возвышались круглые башни. На каждой особая команда готовила баллисты. Кроме того, на каждой башне находилось по магу; по их высоко поднятым рукам было очевидно, что они соединяют свои силы посредством ритуала. Вероятно, они готовили защиту, потому что прямо под стенами располагался Королевский батальон.

К западу от позиций батальона холмы выстраивались в линию; за этим гребнем укрывались отряды тяжелой пехоты, в том числе Разрывная бригада. Далее к западу находились роты Змеиных Поясов и Багряных Львов, чей флаг прикрывали Отрубные холмы. К югу текла река Раздорная.

Восточные позиции летерийских сил осмотреть было труднее. Там имелся пруд, и за его кромкой стоял Купеческий батальон. По их правому флангу вилась широкая дренажная канава; было похоже, что окопавшиеся по ту сторону отряды решили использовать почти высохшее русло как рубеж обороны.

Со стороны Эдур западную часть занимала армия Рулада, в центре стояла армия Фира, а дальше к востоку среди холмиков и высохших озер передвигалась армия Томада и Бинадаса, только что подошедшая от Пяти Точек.

Вокруг гребня, на котором стояли Ведьма и Удинаас, расположились кольцом темные духи. Был очевидным, что их защитили чарами. За гребнем, не видимые армиям, находились женщины и дети. Где-то среди них Майен, в заточении, под личным присмотром Уруфи Сенгар.

Он еще раз бросил взгляд на Пернатую Ведьму. — Ты видела Майен?