Полуостров Сталинград
Шрифт:
Клич задумчиво, и, кажется, слегка разочарованно хмыкает. Гляжу на него с насмешкой.
— Для тебя новость, что любое оружие или механизм имеет свои ограничения и особенности использования? — при парне не говорю прямо, но Николай Александрович считывает: «Хреновый ты генерал, если так!». Его узкое лицо ещё больше вытягивается. Обиженно замолкает.
— Как тебе обед? — гостеприимство никто не отменял, пусть я — генерал, а он — студентик.
С обедом мы покончили, возвращаемся в мои апартаменты. Нам,
— Обед на высоте. Как в мирное время.
Пожалуй, лучший комплимент мне, как командующему. По пути Клич отваливается в сторону, а я поручаю Якова своему адъютанту. Не сразу, конечно.
— Сейчас подготовлю приказ на него. И в канцелярию отправлю. Будем брать на довольствие. Как корректировщика огня наземной артиллерии при штабе фронта.
И поясняю Якову.
— Жить пока будешь у меня, потом определимся. Встанешь на довольствие, пока как рядовой. Немного поучишь устав, изучишь личное оружие, примешь присягу и всё такое. Так… пока посиди.
Мы у меня в кабинете, пишу приказ на него, отдаю в канцелярию, и военная бюрократия бесцеремонно забирает Эйдельмана в свои неумолимые руки.
— Не теряй его из виду, Саш, — не приказываю, а прошу адъютанта, — мало ли что. Забегаюсь, да забуду о нём. А у него даже пропуска нет в мой квартал.
Окончание главы 4.
Глава 5. Войсковой манёвр
18 августа, понедельник, время 08:10.
Сообщение Совинформбюро
На Западном фронте в направлении Вильнюс — Минск гитлеровские войска упорно продолжают наступать. Войска Западного фронта, оказывая ожесточённое сопротивление, отходят к Молодечно. Немецко-фашисткие войска несут тяжёлые потери, но продолжают наступление, вводя в бой всё новые и новые резервы. За последние сутки потери гитлеровских войск: восемь самолётов, семь танков и бронемашин и до батальона пехоты.
На остальных участках Западного фронта без перемен. На Северо-Западном и Юго-Западном фронте — бои местного значения.
Штаб фронта.
— Не умеют ещё наши пропагандисты работать, — хладнокровно замечаю своим генералам. Вижу, что настроение у них, нет, не похоронное, но и не бодрое. Мы всё-таки отступаем, а зачем, я им не говорю. Сюрприз будет.
— Почему? — Климовских озвучивает общий интерес.
— Надо было чуть-чуть не так сказать, и сообщение выглядело бы совсем по-другому, — продолжаю интриговать, интрига — наше всё.
— Какое? — мои генералы аж шеи вытягивают и затихают, как кошка перед броском на мышку.
— «Войска Западного фронта, нанося противнику тяжёлые потери, НЕТОРОПЛИВО отходят к Молодечно», — раскрываю, наконец, интригу. — Чувствуете, как меняется тон? А то «отступают»
Чувствуют. Вижу по посветлевшим лицам. Но решаюсь подсыпать сладкого ещё. Не, полностью всего раскрывать не буду.
— Вы что, до сих пор не поняли, что происходит?
Лица генералов отображают интенсивную работу мысли. Ухмыляюсь. Открыто и немного гадко.
— Хреновые вы генералы, если не понимаете… Климовских! Додумался, что ли? Помалкивай. Пусть сами соображают. Запрещаю говорить, слышишь меня? — строго смотрю на начштаба. Тот прячет улыбочку, кивает.
— Всё! — стукаю ладонью по столу. — Давайте о деле. Пётр Михайлович! Готовьтесь получать следующее звание. Владимир Ефимович (Климовских, начштаба — автор), делайте бумаги на присвоение звания генерал-лейтенанта. На Никитина и Анисимова — тоже. Никитину за удар по Вильнюсу, Анисимову — за последние дела, чувствительно он Гудериана потрепал.
— А Петру Михайловичу за что? Мне формулировка нужна, — поясняет Климовских.
— Железнодорожники нам хотя бы одну операцию сорвали? Всегда и всё вовремя подвозят. Два лёгких зенитных бронепоезда сформировали из собственных резервов. А как они движение организовали, вы же в курсе? На каждом маршруте маскировочные площадки. Поезда заезжают под маскировочную сеть и ждут, когда небо станет чистым. Люфтваффе сверху ничего рассмотреть не может. Кто это придумал? Генерал Васильев это придумал. За одно это орден надо дать.
Кстати, связистов тоже надо отметить. Приказ о том, чтобы им медали и ордена давать за любую мелочь, — за самый мелкий бой, поражение даже единичной боевой техники, всё, что угодно, — давно есть. Но надо бы в целом службу наградить.
— Приказ довести до всех командиров до уровня полка по всему фронту. Пусть все знают, что дела идут хорошо, — потому как, когда дела плохи, никого не награждают и званий не повышают.
Ладно, пора и в самом деле о делах. Что у нас там с подготовкой зенитчиков? А с товарным обеспечением? Не пора ли снова эшелоны у немцев угонять? Как там мои новые армии, формируются ли? Новую технику, — танки, пушки, самолёты, — кому распределять?
Концовка рассказа-доклада Анисимова генералу Павлову.
8 августа, пятница, время 08:15.
Грунтовая дорога у леса в 10 км юго-восточнее Пабраде
На танке Т-III, перегородившему дорогу, вольно раскинув ноги, нежится на солнышке лейтенант Штольц, он же старший лейтенант Никоненко. Но сейчас он — Штольц, и форма соответствующая. Сегодня он — начальник специальной панцергруппы и команды сапёров. Перед ним хмурый фельдфебель, водитель подъехавшего опеля.
— Фельдфебель, я же не возражаю. Езжайте, — лейтенант делает великодушный жест рукой. — Но не жалуйтесь, когда взлетите на воздух.