Полуостров Сталинград
Шрифт:
Со школы такая хрень. Не понравится учитель, всё, начинаются сложности. Не могу себя удержать, чтобы не подъелдыкнуть. Ну, и начинается. Так-то хорошо учился, но троек мне в аттестат навтыкали аж четыре штуки.
А за линией фронта сама собой исполняется одна часть древней солдатской посконной мечты. Подальше от начальства. За вторую часть, — поближе к кухне, — ответственными назначены дойчи. Надо только уметь с них спросить. И стрясти. А мы — умеем. Так что все мы уже и французкие коньяки попробовали и шоколадом с сардинами нас не удивишь. А как же? С такими приятными
Пора на боковую, но заглядываюсь в бинокль на сценку. К пасущему на лугу коров мужичку в широкополой шляпе подходят трое дойчей. Если коротко, то забирают одну тёлку. Грабёж? Не похоже. Мужичок сильно довольным не выглядит, но фрицы что-то ему дают. Вроде как деньги. Когда дойчи угоняют тёлку, мужичок чешет затылок, а затем угоняет стадо из оставшихся семи коров подальше. С местными надо быть осторожнее, — думаю про себя. Как-то мирно они с дойчами общаются. И слышал ещё, что Вильнюс они немцам сами на блюдечке преподнесли.
— Если его в селе наняли, то хозяйка будет ругаться, — замечает Дима, лежащий рядом.
— Темнота-а! — возражает другой боец. — Это с хутора скотина, там одной семьёй живут. Не обеднеют с одной тёлки.
Ну, да. Это ж Прибалтика, они коллективизацию просаботировали. Колхозы есть… наверное, но в основном так, кулаки и подкулачники*.
А как мне всё-таки к аэродромам выйти?
18 августа, понедельник, время 16:50.
Разведвзвод, старший лейтенант Никоненко. Семь километров к северу от городка Ширвинтос.
— Егор убит, — роняет на ходу пробегающий мимо боец. В мозгу перещёлкивает, потом буду собой гордиться по праву, а пока…
Лицо перекашивает от вспышки злобы, вцепляюсь левой рукой в глотку сидящему прямо на земле фельдфебелю.
— Я тебе сейчас глаза прямо пальцами выковыряю, падаль, — шиплю ему в лицо с непередаваемой яростью. — Тебе лучше не знать, через что я с этим убитым вами парнем прошёл. Я тебя собственными кишками удавлю…
Слегка преувеличиваю. Такого ещё не делал, и пробовать не хочется. Но если придётся…
Пользуюсь моментом. Мелькает в глазах пленного какая-то неуступчивость. А у меня, между прочим, лучшего друга убили, у-у-у, гнида! Кладу его на землю ударом кулака в лоб, продолжаю сдавливать горло брыкающегося фрица. Мне надо дожать его до момента паники, смывающей из сознания всё. Чувство долга, спесь юберменша, храбрость и прочую мужественность. Так, вроде припёрло? Вытаскиваю нож.
— Ну, что? Говорить будешь или начнём тебе глазки выдавливать?
— Гут, гут, герр…
— Команданте. Будешь говорить? — пока задумчиво вожу ножом ему по лицу, тот торопливо соглашается, «я, я…». С видимым усилием отнимаю нож, мне хочется распотрошить его на месте. Это легко прочитать на моём лице. Он и читает, своими какими-то белёсыми глазками и всем округлым, как у ваньки-встаньки, телом.
Подзываю сержанта Кузнецова. Кратко инструктирую и отхожу. Этому нас тоже учили. Один должен быть злым, второй добрым. Игра на контрасте.
Суета вокруг стихает. Позаимствованные
Полдня убили на этот пост фельджандармерии. Всё-таки решил их взять, ничего другого придумать не могу. Мне надо решить две взаимоисключающие задачи: добыть сведения и не дать немцам заподозрить, что я их добыл. Не знаю, как это сделать, агентурной работой никогда не занимался. Может, стоит начать?
Затратили на семь человек полдня и одного бойца. Махонин второй раз ошибается, но не осуждаю. За одного битого у нас трёх небитых дают. Специфика. И вообще, не бывает серьёзных выходов без потерь. У нас и сейчас пятеро новеньких, первый раз за линией фронта. Хочу сделать из него сержанта и замкомвзвода. А там, глядишь, и в командиры выбьется. Операцию по захвату поста жандармерии в целом провёл успешно. Кто мог предположить, что немцы скрытную пулемётную точку организуют. Вторую, чёрт побери! С другой стороны. Одну-то сняли быстро и чисто.
Могли и обойти этот пост, но уж больно удачно пара машин попалась. В сторону фронта едут густо, обратно чуть менее густо, и пустые. Вечером поток стихает. Вот припозднившихся мы и взяли. Мои ребята научены снимать водителей, не разбивая пулями стёкла. Подъехать на машинах к посту и расстрелять не ждущих подвоха фрицев тоже не трудно. Километр туда и обратно дойчей не видно.
Кузнецов для начала раздевает фельдфебеля. Кстати, это тоже сильно убавляет уверенность. Раздевает и напяливает на себя, теперь он старший наряда фельджандармерии. Ухожу в рощицу к своим. Кое-что надо обдумать.
Обдумать получается только после доклада Кузнецова. Через полчаса. А до того вдруг вспомнил одноклассницу Лильку, весёлую хохотунью с завидным таким передком. И задком, что уж тут…
Как-то робко вокруг неё кружил подростком. Сейчас чувствую, всё сложится. С высоты прожитого и пережитого ясно понимаю, что глядела девушка на меня с интересом. Для начала больше ничего не надо, а через пару дней… ладно, через пару недель на сеновал или в другое укромное место утащу. Никаких сомнений. Если вышла замуж, уехала или потеряла интерес, не страшно, девчонок вокруг огромные толпы. И некоторые из них потрясающие…
— Про аэродромы он не знает… — рассказывает Кузнецов.
— Со вторым, который ранен, показания сверил? — объясняю расклад. Хитростей в наших делах до горла. Например, мимоходом кто-то «невзначай» проговаривается, что все остальные убиты. Не надо оберфельфебелю знать, что какой-то унтер-фельдфебель тоже жив и весело лопочет на родном нижнесаксонском диалекте.
— Хоть что-то он про них должен знать. Может, видел, а то и знает, где живут и отдыхают лётчики в ближайшем городке. Или попадались солдаты люфтваффе на дорогах. Самолёты иногда над головой летают, пусть рассказывает, где, когда и куда…