Полураспад
Шрифт:
Шура, наверное, искренне думала, что обманула мать и бабку. Но те, все видавшие на свете, заметили и пламя радости на нее лице, и смущение Алексея. От неловкости спасает говорливая Шура:
– Ты знаешь, мама, чем мы занимаемся в лаборатории? Например, получаем дрожжи из всякой бяки... Из парафина, которого много при добыче нефти... Вообще можем очищать окружающую среду, так, Алексей Александрович?
Он, взявшись за нос, смущенно кивает.
– Или, например, кишечная палочка... Если к ней в воде подвести
Мать деланно хмурится:
– Фу, какой гадостью ты занимаешься, еще заболеешь!
– Да что ты, мама! Это живая материя! Да любой американский школьник делает такой опыт! Скоро и у нас будут! А вот как они размножаются...
Мать обняла тараторящую дочь.
– Давай за стол... И руки помой!
– Сейчас!
– Шура побежала в угол к рукомойнику и оттуда радостно продолжала: - Повторяемость до третьего, до четвертого знака... Но вдруг начинает эволюционировать! Хоп - и появляется мутант! Ну как если бы обезьяна стала человеком!
– Человек!
– взмолилась мать.
– За стол!
– Хватит, - остановил Шуру и счастливый Алексей Александрович.
Но что же это делает с нами судьба?! Только сели пить чай, только он подумал, что все же можно быть если и не особенно счастливым, то хотя бы спокойным, что можно строить жизнь по своему хотению, как за окнами во дворе мелькнула чья-то тень.
– Соседка, наверно, лясы точить, - пробормотала Анастасия Ивановна, но Алексей с непостижимым чувством то ли страха, то ли предзнания подумал: "Броня?!"
И, точно, это была Бронислава. Нараспашку открыв дверь, вошла из белого зимнего дня и оглядела честную компанию, отметив, как побледнела и зажала руки меж коленками Шура и, поморщившись, опустил голову Алексей Александрович.
Большая, высокая, как медведица, в распахнутой желтой дубленке, в свитере и мохнатых штанах, в белых унтайках, украшенных разноцветными узорами, жена с минуту молчала. И наконец глубоким, грудным голосом:
– Здравствуйте! Где тут наши гости у вас?
Алексей Александрович поднялся. "Господи, зачем?!"
– Здрасьте, - тихо и недоуменно отозвалась хозяйка.
А Шура вскочила:
– У нас ничего тут не было!
– смешнее не могла сказать. Но понятно, что выгораживает Алексея Александровича.
– И очень хорошо, - мгновенно нашлась Бронислава.
– У него возможны припадки. Он хороший, но совершенно себя не жалеет. В городе, конечно, тяжело, но... Поехали, милый, домой. Есть серьезное дело.
– Как она определила, где он скрывается, объяснять не надо было - приехала вместе с Шурой, тем же поездом.
– Твоя мама болеет. Мы с ней тебя ждем.
Вот оно что! Не врет ли? Прямой удар в сердце.
Молча, ничего не видя
Они попали в общий вагон. Руководимые громогласной Брониславой ("Пропустите, человек болен!"), сели друг против друга у окна за столиком. С верхних полок, возле их голов, свисали ноги в носках и без, в проходе сидел и бестолково тренькал на гитаре пьяный солдатик:
– Огонь, батарея... комбат, мля, комбат...
А на него уставился умиленными глазами старичок в полушубке и валенках, в руке сумка, в которой возилась и кудахтала курица.
И Алексей, и Бронислава поначалу молча смотрели в пыльное окно вагона, где проплывали какие-то смутные тени. Потом она повернула голову и устало произнесла:
– Я тебя давно хотела спросить, ты вот умный, занимаешься зависимостью биологических сообществ от потребляемой энергии. Скажи, насколько для человеческого организма важна потребность в правде? В полной и безоговорочной, а?
– Не знаю, - поежился Алексей Александрович.
– Не знаешь...
– удовлетворенно сказала Броня.
– А что ты вообще знаешь? О себе, о близких тебе людях...
– Насчет мамы...
– с трудом начал выговаривать он.
– Жива-здорова, - спокойно ответила Броня.
– Она замечательная старушенция, все понимает. Мы с ней помирились.
– И с напором закончила: У нас дома будет мир и благоденствие.
"Она сумасшедшая, - тоскливо подумал Алексей Александрович.
– Зачем я ей нужен?.."
Зайдя в квартиру, Алексей Александрович словно вернулся в свою жизнь год назад. Только лицо у матери теперь все время было как будто в тени. Из-за большого платка, повязанного на седые волосы? О чем она думает? Винит сына? Втайне трепещет перед невесткой? Та ходит по комнатам, поднимая своим движением бумаги на столе и шевеля занавески на окнах, и громким голосом, от которого вибрирует что-то в голове у Алексея Александровича, рассказывает, какой замечательный санаторий "Загорье", весь в снегу, но муж сказал: дома лучше.
Сын Митя пожал протянутую отцом руку довольно сильно и, шмыгнув носом, попросил у матери двадцать рублей на покупку дискеты с новой компьютерной игрой. Бронислава дала деньги и позвала мужа и свекровь к столу, а там Левушкины увидели и красную норвежскую форель, и французское "Бордо", и много всякой другой вкуснятины...
Броня праздновала победу, а Алексей смиренно вкушал трапезу и криво улыбался. Только бы мать не расплакалась. Но мать повторила и раз, и два, как заклинание:
– Броня, я так рада, что вы с сыном любите друг друга. Семья - ячейка государства, это основа основ.