Полусредний мир
Шрифт:
Не давая пленникам ни минуты отдыха, Лигус уже к полудню привел колонну к воротам невольничьего рынка.
Здесь не было рядов. Каждому работорговцу отводилась небольшая площадка, на которой он выстраивал свой товар. Рядом располагались горны и наковальни рыночных кузнецов, за небольшую плату снабжавших купленных рабов крепкими железными ошейниками.
Лигус провел свой товар к свободной площадке и выстроил в ряд.
— Слушайте меня, негодяи! — обратился он к ним. — Я привел вас сюда, чтобы продать. Каждый из вас сегодня до захода солнца должен найти себе хозяина. Предупреждаю, я не собираюсь вас кормить.
Вскоре появились первые покупатели. Высокий мужчина с суровым, опаленным солнцем лицом и кустистыми бровями, в грубой кожаной куртке и кожаных штанах, поигрывая плетью, подошел к шеренге пленников и принялся тщательно их разглядывать. Сопровождавшие его четверо здоровенных парней почтительно стояли чуть поодаль.
Работорговец, заметив человека в коже, поспешил навстречу, на ходу снимая шляпу:
— Добрый день, господин Гилю! Рад вас видеть в добром здравии! Снова желаете приобрести рабов для своих банановых плантаций?
Господин Гилю едва заметно кивнул в ответ:
— Да, мне снова нужны сборщики бананов. Рабы пошли никуда не годные. Дохнут как мухи. Только за последний месяц двенадцать человек пришлось закопать в песок. Если так пойдет и дальше, бананы будут на вес золота!
— О, не расстраивайтесь, господин Гилю! Специально для вас есть превосходный товар. Вот, взгляните! — и Лигус, почтительно поддерживая под локоть, подвел плантатора к Вовану.
Господин Гилю оглядел мощную фигуру Вована.
— Выглядит неплохо! — сказал он. — Но каков он в работе? В прошлый раз я купил у вас четырех кумбарцев, так они едва могли выполнить половину дневной нормы!
— Он работает за троих, мой господин!
— А жрать будет за четверых! Сколько вы хотите за этого бездельника?
— Сто реалов, мой господин!
— Сто реалов?! Да вы сошли с ума!
— Точно так, мой господин, вы совершенно правы: я сошел с ума. Продавать такого великолепного раба за какие-то жалкие сто реалов — форменное безумие! Он стоит как минимум вдвое дороже!
— Вдвое?! Да ему красная цена — пятьдесят реалов!
— Что вы такое говорите, мой господин! Он за день наработает вам на пятьдесят реалов. Этот раб вкалывает как вол! От зари и до зари, без перерывов и отдыха. Трудолюбив, исполнителен, послушен, проворен, умеет класть печи, плотничать, малярничать и тачать сапоги!
Вован, даже не предполагавший, что умеет делать столько полезных вещей, не выдержал:
— Да вы че, фраера, охренели что ли?! Да мне вообще работать западло! А ну, развяжите меня, быстро!
Ни продавец, ни покупатель не обратили на него ни малейшего внимания.
— Пятьдесят пять реалов и разойдемся с миром!
— Побойтесь богов, мой господин! Девяносто пять!
— Волки позорные!!! Развяжите, падлы!!!
— Мой господин, взгляните на его зубы! Девяносто реалов!
— Ни к чему мне
— Развяжите, суки!!! Замочу, век воли не видать!!!
— Девяносто реалов! Отдаю себе в убыток.
— Шестьдесят пять.
— Я братанов подпишу!!! Вас в куски порвут!!!
— Восемьдесят пять реалов! Посмотрите, какой товар!
— Семьдесят, милейший, семьдесят!
— Я питерских знаю и тамбовских!!! Вам кранты, уроды!!!
— Ну, хорошо, ни нашим, ни вашим — пусть будет восемьдесят!
— Я депутат!!! — отчаянно закричал Вован.
Продавец и покупатель разом смолкли и переглянулись.
— Кто-кто? — переспросил плантатор.
— Депутат! — гордо ответил Вован.
— Что ты мелешь, болван! — возмутился работорговец и больно ткнул Вована палкой. — Не слушайте, его, мой господин! Он врет! Он вполне нормален. Он совсем не интересуется козами!
Плантатор подошел поближе и схватил Вована могучей рукой за горло.
— Послушай, ты, похотливый барсук! Если ты будешь заниматься с моими козами депу… депутатст… в общем, этим своим непотребством, и портить мою скотину, я с тебя шкуру спущу! Все-таки следует сбавить цену, — обратился он к работорговцу. — Этот раб сам признался, что неполноценен. Тридцать реалов — и ни сантима больше!
Работорговец крякнул.
— Чтоб тебе лопнуть, пустомеля! На тебе я потерял пятьдесят реалов! — и вместо доброго напутствия на прощание вытянул Вована палкой.
Четверо слуг подхватили упирающегося Вована и поволокли к ближайшей кузнице.
Через пять минут все было кончено.
На Вована надели железный ошейник с именем нового хозяина. Он стал собственностью грубого невежественного рабовладельца.
Слуги пинками погнали его к пристани, провели по шатким мосткам на корабль и загнали в трюм. Лязгнула железная крышка и в трюме стало темно.
Еще трижды открывалась железная крышка, впуская новых пленников, потом стало слышно, как захлопали на ветру паруса и зашумела вода за бортом. Корабль вышел в открытое море.
Так прошло несколько часов. В трюме было темно и сыро, невыносимо воняло гнилью, воздух был спертым и казался густым и стоячим как вода в болоте. Изредка по трюму, задевая пленников хвостами, с отвратительным попискиванием пробегали тощие корабельные крысы.
Пленники молчали. В трюме стояла тишина, прерываемая лишь скрипом деревянных переборок, плеском волн, крысиным писком да редкими протяжными стонами.
Вечером люк приоткрылся и в трюм бросили несколько гнилых бананов.
— Смотрите не обожритесь! — крикнул грубый голос. Послышалось дружное матросское ржание и люк захлопнулся.
Пленники, гремя цепями, бросились в темноте подбирать бананы. Возникла перебранка, кое-кому досталось по ребрам, а в результате большая часть бананов оказалась раздавленной в потасовке.
Пленники, недовольно ворча, расползлись по своим местам.
Вован в дележе не участвовал. Он страдал от морской болезни. Ему казалось, что корабль качается на огромных качелях, и с каждым взлетом у него внутри все переворачивалось, а с каждым падением устремлялось наружу. Его мутило от одного вида бананов, он не притронулся к воде, плескавшейся в ржавой миске, ему хотелось только одного — растянуться на спокойной, не качающейся земле.