Полусвет. Страшный смешной роман
Шрифт:
После INSEAD, одного из лучших учебных заведений Европы, Лера проработала в Париже ровно столько, сколько требовалось для получения вида на жительство, а потом гражданства. С тех пор, отложив французский паспорт в дальний ящик, из России никуда не рвалась, понимая, что работа и карьера – только в Москве.
Отвезя сына и часть сумок к Наташе, Глеб заехал за Лерой, чтобы отправиться на дачу. Капустный рассол все еще подтекал в кухне, когда они, выбравшись из постели и съев пиццу, отправились гулять. Осенние сумерки, на траве изморозь, пахнет прелью и грибами, как и положено, Лера в брутальных
– Выходные кончаются, не начавшись. Поедем в город с утра? Хочу надышаться этим воздухом и тобой, – обнимал ее Глеб.
– С утра, так с утра. Только не надо таких слов, разве не чувствуешь, как ванильно?
– Думаю на Рождество слетать в Берлин.
– Почему именно в Берлин?
– Это реально мой город, мне там клево. Я и дом там купил, правда, надо еще ремонт, но это уже весной.
– Да и ладно, можно на Airbnb снять, лишь бы не в отеле, надоели за командировки. У меня завал работы, у тебя тоже? Казалось бы, откуда, раз санкции… Мы сейчас только торговлю финансируем, все под копирку, ваниль, но идут потоком. Из Израиля большая поставка спецтехники, море бумаг. Сложно с евреями работать – тупые, необязательные…
– Не любишь евреев? – прозвучало у Глеба полувопросом.
– Да я к ним никак не отношусь. Когда они европейские банкиры, как Тамара Рошаль, это хорошо. А когда они шумные, наглые недоучки… Половина банкиров – плохо замаскированные агенты Моссада, шляются, что-то вынюхивают. И слова им не скажи, раз у нас Deutsche, они пережили холокост, и все им должны, особенно немцы…
– Образно. Насчет того, что Рошаль – европейский банкир, я бы не был столь категоричен. Ты с ней поосторожнее, ей нельзя доверять.
– Сам знаешь, я особо ни с кем не дружу.
«Не надо плитку шашечками, лучше
белую двумя вертикальными полосами».
«Приезжай уже скорей,
столько надо рассказать!!!
_смайл_и_сердечко», – Зое было не до плитки.
Говорить она была способна лишь об Амальфи. Секс сказочный, только Наташка могла подумать, что у рыцаря с этим проблемы. Цепочку на щиколотке поносить не вышло, холодно, зато с вечерней сумочкой концерт в Сорренто пошел на ура. Отравляло только то, жена из Мухино все время названивала.
По поводу жены Маруся уговаривала не париться: у каждого мужика после сорока столько висит на вороту. Взять хотя бы крысу-Эльзу, – Маруся научилась ставить фильтры, и крыса превратилась в фоновый шум, хоть и неприятный, но жить не мешает. Зоя соглашалась, что Ася тоже на все закрывает глаза, но примерять на себя покрой жизни, который втюхивала ей коуч, не хотела, косой покрой!
– Я даже на Рождество в Берлин в этом году не рвусь, у меня сейчас декор, самая сладкая работа. Пусть они там обожрутся картофельным салатом, пусть исполнят всю программу хорового пения и чтения Кафки вслух, – Жуковой непременно надо было всучить Зое свой покрой.
Еще один момент резанул Зою. Они встретили в Неаполе мерзкого Дунина, тот поминал в разговоре какую-то бабу из Мелитополя. Зоя стала принца расспрашивать, тот открещивался, но она чует, что-то такое есть. Полезла ночью в телефон принца, но сходу криминала она не обнаружила.
–
Плитка подождет… У Шустова, говорят, новая любовь, крутая банкирша. Они вроде даже съехались, потому что Глеб на Дорогомиловском затоваривается на две семьи. «Это тебе Миша рассказывает? Ты с ним все встречаешься?» – ужаснулась Маруся.
– А что такого?
– Ты и квартиру Мише показывала? – спросила Маруся, вспомнив про цементный пол.
– А что такого? Он аж весь позеленел. Теперь вынимает душу, откуда я взяла деньги…
Корнелию он изводит расспросами, сколько Самойлов заплатил за Гагаринский. Разнюхал, сколько стоит берлинский дом Глеба. Уверяет, что Марусю содержит Хельмут.
– А кто Ванечку содержит, он не спрашивал? – хмыкнула Жукова и отправилась на Гагаринский, вдумчиво читая в машине айфон:
«Форс-мажор _эмодзи_три_гоблина».
«Разосрались с Матвеем
_эмодзи_посиневшие_рожицы».
«Не хочет платить
_эмодзи_красный_черт_
со_злым_глазом».
Положим, как разосрались, так и склеятся, не впервой, но насчет «не платить», – такого за Матвеем не водилось. Маруся раскладывала куски шерсти для штор, сейчас самый писк шерстяные гардины. Она и образцы выкрасок успела сделать, – сейчас в ходу только английские коллекции Farrow&Balls или Little Green. Куки совсем не вовремя разругалась с Самойловым, декор – удовольствие не дешевое.
Со словами «я ему ничего не рассказывала!» – в квартиру влетела Корнелия. Кому – «ему»? Оказалось, агенту Моссада. Он вез из Тель-Авива телефон, который Самойлов забыл у него в квартире, и Матвей понесся в аэропорт как ошпаренный, его забирать. Хотя там израильская симка, и в Москве он нафиг не нужен.
– Что непонятного? – кричала Корнелия, носясь по квартире. – В этом айфоне вся переписка! Самойлову надо было его перехватить, Наумова с телефоном перехватить! Он не понимает, что в моем телефоне эта же переписка сохранена! Помнишь, после Дагестана он хотел мне кольцо подарить с бриллиантом в два карата?
Матвей предъявил Корнелии счит. На квартиру он ей деньги дал, – «Хотя дал меньше половины». А Куки все растранжирила на свои поездки, – «Хотя в Тель не я хотела, а он». Считает, что Куки еще и слупила те же деньги с Клячина – «И еще повторяет, что это уже не первый раз, это как вообще?»
«Вообще, это уже не первый раз», – промолчала Маруся.
Матвей ей пеняет, что Куки с мая ничего не делала, а его самого никогда нет в Москве, как без морды первого лица? – «Мы ж морду пиарим, а не его макароны». Ни за май, ни даже за апрель не заплатил, а еще был базар про кольцо с бриллиантами – «Я сказала, пусть приплюсует его к квартире». Но Мотя не приплюсовал, – «А два карата – это зарплата за полгода!».