Полузабытая легенда

Халимендис Тори

— О, похоже, я несколько не вовремя, — раздался над нами насмешливый голос. — Ладно, не обращайте внимания, я пока пойду прогуляюсь.

Слова Диего отрезвили меня и заставили взять себя в руки, поднять заплаканное лицо и вывернуться из объятий блондина. На мгновение мне стало стыдно, но, взглянув на дел Арьянте, я поняла, что он просто подшучивал над нами. К тому же он тут же присел рядом и протянул мне флягу с водой.

— Попей, станет легче, — почти повторил он слова своего друга.

Поскольку пещера была совсем крохотной, мы сейчас сидели в тесноте,

соприкасаясь плечами, но странным образом меня столь близкое соседство не раздражало. Напротив, я ощущала, как в груди разливается тепло, прогоняя мерзкие чувства, оставшиеся после встречи с волколаком. Я отхлебнула воды и вернула флягу Диего.

— Ты ранен? — спросила с испугом, заметив кровь на разодранном левом рукаве.

— Ерунда, — отмахнулся королевский кузен. — Почти что и не чувствую. Заживать, правда, долго будет, зубы у этих тварей ядовитые. Повезло еще, что сегодня не полнолуние.

— Иначе ты стал бы оборотнем? — спросила я, припоминая страшные сказки, что некогда рассказывала мне Лита.

Келебран, уже отодвинувшийся от меня и ставивший на огонь котелок, скептически хмыкнул.

— Оборотнем можно только родиться, Риона, — пояснил он. — Но вот укусы волколака мало того, что неприятны сами по себе, так еще и способны пробудить в человеке дремлющее в нем зло. Вот отсюда и пошли сказки о том, что люди изменяются после укуса оборотня.

— А почему Диего упоминал о полнолунии? — настойчиво пыталась выяснить как можно больше подробностей я.

— Потому что в полнолуние яд волколаков имеет особую силу, — терпеливо ответил Келебран, высыпая в котелок содержимое очередного мешочка.

Вскоре над отваром поднялся ароматный пар. Густой бодрящий запах навевал мысли о весне, причем весне не ранней, когда сходят снега и первая трава робко пробивается на свет, а солнце только начинает прогревать замерзшую за зиму землю. Нет, мне вспомнилась пора, когда деревья уже покрыты листвой, сердито жужжащие пчелы суетятся вокруг цветов, а воздух, пусть еще и не по-летнему горяч, но достаточно тепел для легких открытых платьев. Небо, еще не утратившее яркую пронзительную голубизну, не затянуто тучами, лишь изредка пробегают по нему пушистые белые облака, а солнце пока еще ласкает кожу, не опаляя ее.

Я заметила, что и на лице Диего появилась расслабленная улыбка. Келебран же оставался сосредоточенным.

— Иди сюда, поближе к свету, — обратился он к другу. — Будем тебя лечить.

Дел Арьянте устроился у огня, вытянув левую руку. Блондин осторожно разрезал ножом поврежденную ткань и принялся промывать рану чудесно пахнущим отваром целебных трав. Диего переносил боль — а действия приятеля, несомненно, причиняли ему боль — молча, иногда лишь морщился и со свистом втягивал воздух сквозь зубы.

— Ну вот и все, — заметил Келебран, закончив перевязывать рану. — Когда доберемся до эльфов, они тебя вылечат окончательно. Целители из них знатные, не мне тягаться. А сейчас давайте поужинаем и будем устраиваться на ночлег. И, раз уж ты у нас пострадал, то дежурить я буду первым.

Мы с Диего одобрили его

предложение. Я, правда, обмолвилась о том, что тоже могла бы часть ночи не спать, но мужчины на мое заявление попросту не обратили внимания, что, признаться, меня только обрадовало. Все-таки жертвовать возможностью отоспаться мне очень не хотелось, но некстати проснувшаяся совесть потребовала предложить помощь.

Вскоре в котелке вместо лечебного отвара весело побулькивал травяной чай, а Келебран резал острым ножом копченую колбасу.

— Надо бы завтра сходить на охоту, — задумчиво произнес он. — Сейчас, конечно, не лето и не осень, ни ягод, ни грибов не сыскать, но вот бульон из птицы или из зайца сварить можно будет. И тебе, приятель, полезно для восстановления сил, да и Рионе не повредит. А то мы все черствыми пирогами, лепешками, да копченостями питаемся.

— Как хочешь, — пожал плечами Диего. — Я, сам понимаешь, пока на охоту не ходок.

Он с аппетитом вгрызся зубами в изрядно зачерствевший пирог с курятиной и грибами.

— Остались сладкие, — сообщил, заглядывая в сумку, Келебран. — И, само собой, лепешки.

— А долго нам еще идти? — робко спросила я.

Блондин задумался.

— Полагаю, не больше пяти дней, — наконец ответил он. — С голоду не помрем точно. Припасов нам Громмыш с дочерью дали достаточно, да и какую-никакую дичь я подстрелю. А у эльфов уже отъедимся.

— Если они нас впустят в свою долину, — пробурчала я, сама себе удивляясь.

И когда только я успела настолько привыкнуть к обществу своих спутников и расслабиться достаточно для того, чтобы высказывать при них свое мнение? Келебран на мои слова только добродушно усмехнулся.

— Не волнуйся, эльфы нас примут. Возможно, не слишком обрадуются — но здесь уж не нам их винить.

После этих слов у меня сложилось впечатление, что друзьям прекрасно известна причина, по которой эльфы отгородились от всего мира. Но об этом я спрашивать не стала — вряд ли установившееся между нами хрупкое доверие простиралось до такой степени. Ведь если они захотят, то всегда смогут и сами рассказать мне о том, что они знают.

Поужинав, мы принялись устраиваться на ночлег. Келебран устроился у огня, а я и Диего все пытались расположиться так, чтобы нам было хотя бы относительно удобно. Вскоре выяснилось, что спать нам придется почти прижавшись друг к другу. За дни нашего похода я настолько привыкла к своим спутникам, что столь тесная близость мужского тела не вызвала у меня смущения либо стеснения, я только лишь отметила про себя, что так спать намного теплее. Судя по размеренному дыханию Диего, уснул он довольно быстро. А у меня перед глазами все стояла оскаленная волчья морда. Шевелиться я не хотела из опасения разбудить раненного спутника, но и уснуть не получалось. Открыв глаза, чтобы не видеть больше внутренним взором капавшую с клыков пену, я бездумно рассматривала темный на огненном фоне силуэт Келебрана. Он сидел неподвижно спиной ко мне, всматриваясь во тьму. Пролежала я так довольно долго, но все-таки сон сморил меня.