Полведра студёной крови
Шрифт:
Какого хуя?!
Я снова обернулся.
Сзади из всех щелей, проулков и подворотен струились подобные первому снежные ручейки, но их были десятки, и они уже сформировались в невъебенных размеров кокон, перекрывший всю улицу и грозивший похоронить меня под собой.
Блядь!
Я побежал. Снежная волна, завывая и клубясь, устремилась за мной. Всё вокруг словно ожило, передумав отходить ко сну. Захлопали ставни в заброшенных домах, задрожал лист на потрёпанной временем крыше бывшего кинотеатра, рухнул в сантиметрах от меня ржавый рекламный щит, больно
Всё будто старалось схватить, зацепить, задержать меня, но я бежал. Увернулся от качелей, вращающихся, как ручка мясорубки, едва не упал, заглядевшись на мигающий разноцветными огнями светофор, в котором давно уже нечему было мигать.
Ебёна мать! Да что ж это такое?
Я влетел на задний двор своего временного пристанища.
Что-то тяжело бухнуло в забор, и сразу всё стихло.
Я затравленно огляделся. Разбуженный шумом, из-под брезента, укрывающего телегу, как ни в чём не бывало выбрался Красавчик. Он потянулся, зевнул и, не выказывая никакого беспокойства, принялся вычёсывать блох.
– Иди, прошвырнись.
По ночам я выпускал его поохотиться, добыть себе жратвы, и Красавчик набивал своё брюхо крысами, собаками или припозднившимися гуляками. А днями, пока я работал, он отсыпался в телеге. Так мы поступали, если останавливались где-то более чем на одну ночь и менее чем на неделю. На однодневной стоянке, обычно в какой-нибудь маленькой деревеньке, Красавчик ночевал поблизости, на опушке, чтобы не нервировать домашнее зверьё, а больше трёх дней мы нигде и не задерживались. Это чревато при моей профессии, да и затянувшаяся ночная охота моей зверюшки могла бы спровоцировать охоту местных уже на нас.
В Березниках же мы всего вторую ночь, поэтому я отпустил Красавчика, с интересом наблюдая, как тот перемахнул через забор.
Ёбнет или не ёбнет его то, что гнало меня по улице?
Нет, гляди ж ты, не ёбнуло. Видать, опять приход был или собутыльники в водку чего подмешали. Если второе, каждого найду и кадык вырву.
С такими мыслями я ввалился в комнату, где Ольга, сидя за столом, уплетала здоровенную куриную ножку. Ещё на расстеленном полотенце лежала луковица, половина краюхи ржаного хлеба и стояла крынка с молоком.
– Какого хера? У тебя завелись карманные деньги? – Я повесил одежду со снарягой на пару вбитых в стену гвоздей и плюхнулся на диван.
– Есть хотела, – возмутилась она. – И вообще, это я тебе плачу.
– Что? – привстал я, но затем махнул рукой и лёг обратно, отвернувшись к стенке.
Ненавижу детей. Эти маленькие ублюдки несут всякую хрень, не задумываясь о последствиях. И ведь прокатывает! В другой раз отвесил бы такого леща за борзоту и крысятничество, но сон, стремительно пожирая остатки моего сознания, препятствовал занятию воспитательным процессом.
– Как там наши дела? – продолжала ехидничать маленькая пиздюшка.
– Работаю. – Я зевнул. – Скоро всё узнаешь. Потому что… Если… Может быть… Мы… Я…
…Утром, выпив залпом остатки молока и дожевав
Красавчик уже был на месте и поглаживал раздувшееся брюхо, сидя на мешке с овсом. Я запряг кобылу и попытался открыть ворота. Но их и калитку с той стороны что-то держало. Пришлось выйти через подъезд и обойти дом вокруг.
Ёбаный в рот! Огромный сугроб. А ведь когда вчера входил, не было. Значит, на самом деле не почудилось.
Провозившись с воротами, едва не опоздал к месту встречи с городской братвой, но савраска и на этот раз не подвела. Уже заметно тяжелее она пошла под грузом пяти невыспавшихся тел. Главное, чтобы Красавчик не всхрапнул под брезентом. Не хотелось бы непоняток перед делом. Его в Чашкинцах я планировал использовать только в крайнем случае, чтобы засранец в суматохе не порвал кого-то, кроме родни Хряка. Он может.
В этом деле я и сам могу лажануться. Вся надежда на сынка Мирона – Сёму, которого мне отрядили в качестве опознавателя. А вот и он с папашей на телеге, всё в тех же нелепых шмотках.
До фермы добрались без происшествий. Красавчик, ничем себя не выдавая, почивал на сене под брезентом, мои подельники всю дорогу молчали, видимо, обдумывая линию защиты на Страшном суде. А ведь как накануне вечером раздухарились, я даже собрался переносить наше совещание в какое-нибудь менее людное место, до того агрессивно руками размахивали и ухмылялись кровожадно. Да, утро вечера мудренее. Ну или просто поссыкливее.
Прибыв на место проведения карательной операции, наш отряд рассредоточился для учинения возмездия по всем фронтам. Сёма залёг вместе со мной в кустах на пригорке напротив больших распашных ворот, тогда как Мирон с Филей должны были проникнуть в дом с заднего двора, а Гришка с Матвеем обязались разобраться на бойне.
Замок действительно впечатлял. На всех окнах первого этажа кованые ставни, а на втором – решётки. Вокруг всего этого высокий кирпичный забор. Настоящая крепость, с точки зрения деревенского мудака. На самом же деле херня полная, если говорить о реальной, а не показной защите. Сзади, прямо у забора, пристройки, по которым и заберётся во двор первая пара. Ну и решётчатые ворота, сквозь которые я сейчас наблюдал важно расхаживающего главу семейства, создавали лишь иллюзию безопасности.
Товар в телеге был готов к отправке, и Хряк явно нервничал, поджидая кого-то. Времени у меня не так много.
– Он? – повернулся я к Сёме.
– Он самый.
А дальше всё как обычно: устроился поудобнее, прицелился, задержал дыхание и плавно выбрал спуск.
Алый фонтанчик прямо над переносицей, и Хряк оседает на землю, орошённую кровью и мозгами. Тут же чей-то визг, послуживший сигналом для двоих сзади. Теперь и шум, поднятый собаками похер, тем более что я отщёлкал из «ВСС» две штуки.