Полвека любви
Шрифт:
Плохо, тревожно начинался 79-й. Власть, явно (или втайне?) напуганная «Пражской весной» 68-го, неуклюже затыкала рты, давила, ссылала, выталкивала за границу. Состарившийся режим, по-прежнему нетерпимый к критике, к «аллюзиям», к так называемому «очернению» светлой действительности, не позволял расслабиться. 79-й и кончился плохо: в последние его дни по мановению руки кремлевских геронтократов были двинуты войска, начался многолетний кровавый афганский кошмар.
Позвонила Нина Матвеевна Беркова — секретарь Совета по научно-фантастической и приключенческой литературе — и предложила лететь в Ереван на «выездное заседание» совета. (Из фантастики я ушел, но продолжал оставаться членом этого
Второго апреля — в день вылета — густой туман накрыл Домодедово. Аэропорт был забит пассажирами задержанных рейсов. Весь день томились тут мы с Романом Подольным и Виталием Бабенко. Основная группа ждала на аэровокзале на Ленинградском проспекте, а мы трое приехали прямо в Домодедово.
С писателем, видным сотрудником журнала «Знание — сила» Романом Подольным я был знаком с 70-го года: он прилетел в командировку в Баку, позвонил нам, я позвал его в гости. Роман — человек недюжинной силы и острого ума, в очках, несколько косо сидевших на носу, — нам с Лидой понравился. Он преподнес свою недавно вышедшую книгу «Четверть гения» с такой надписью: «Чтоб голос мой звучал не тонко / И чтобы жил я в мире с миром, / Прошу меня на борт „Меконга“ / Принять хотя бы пассажиром». Человек из любимого мною племени всезнаек, Роман интересно рассказывал о новейших (по тому времени) исследованиях антрополога Лики в Восточной Африке, о поразительных пророчествах Нострадамуса…
Виталий Бабенко, сотрудник журнала «Вокруг света», был начинающим писателем-фантастом. На всех «фантастических посиделках» той поры мелькала его высокая фигура, его пшеничные кудри и усы. Он был начитан в НФ-литературе, знал всех, кто подавал серьезные надежды. Когда начались ежегодные «малеевские» всесоюзные семинары молодых фантастов, Бабенко стал бессменным старостой, помогавшим Берковой формировать группы семинаристов. Я называл его «всесоюзным старостой» (до него такое прозвище было только у Калинина). Одна из первых вещей Виталия — повесть «Переписка» опубликована в 1978 году в альманахе «НФ», составленном мною.
Итак, Подольный, Бабенко и я томились в переполненном Домодедове, коротали время за разговором, обедали в ресторане, сочинили буриме под псевдонимом «Войпобабе» из первых слогов наших фамилий.
Поздним вечером наш рейс перенесли на завтра, и мы поехали по домам. Утром следующего дня на аэровокзале собралась вся группа, в том числе мои друзья Георгий Гуревич и Дмитрий Биленкин, а также ленинградские писатели Евгений Брандис и Александр Шалимов. И опять долгое ожидание летной погоды. Вылетели около 5 часов вечера и через три с половиной часа приземлились наконец в Ереване.
А там — теплынь! Весна, солнце, белый цвет яблонь, розовые облака цветущих абрикосов. Ах, хорошо после холодной промерзшей Москвы.
И очень тепло принимали нас в Союзе писателей Армении. Там и началось совещание. Евгений Павлович Брандис — один из самых замечательных литературоведов того времени — сделал доклад, начав его цитатой из Роберта Шекли: «Ни один вид творчества не предоставляет писателю такой свободы действий, как фантастика. Она может охватить — и охватывает — все на свете, от безудержной романтики приключений до сатиры и социального анализа». (Прекрасная цитата, конечно. Но где она — свобода действий?.. Фантастика, и верно, всё может охватить. Но что поделаешь, если она сама схвачена пристальной цензурой?..)
Евгений Павлович был блестящим знатоком западной литературы. Он знал решительно всё о Жюле Верне и много писал о творчестве великого француза. Он подарил мне лучшую, на мой взгляд, из своих книг — «От Эзопа до Джанни Родари. Зарубежная литература в детском и юношеском чтении» с великолепным эпиграфом из Родари: «Север планеты пусть встретится с Югом, Запад — с Востоком и дети — друг с другом». Сотни имен, названий книг, сказочных и приключенческих сюжетов. Кто теперь помнит, к примеру, знаменитую
Несколько дней в весеннем Ереване были насыщены встречами с армянскими писателями и журналистами, заседаниями нашего совета, посещениями музеев, поездкой в Бюракан. Там, в знаменитой обсерватории, нам показали документальный фильм о космических открытиях Амбарцумяна и его сотрудников. Мы осмотрели помещение телескопа. Бюракан — башни с куполами среди зелени — фантастически прекрасно вписывался в окружающий диковатый ландшафт. Вокруг — затянутые солнечной дымкой горы, хребет Арагаца. А в южной стороне в безупречно голубом небе сияли снежные шапки Арарата.
Кто-то из сопровождающих нас людей вдруг сказал:
— Полжизни я бы отдал, чтобы припасть щекой к склону Арарата.
Меня поразили эти слова. Знаменитая библейская гора высится недалеко от границы, на сопредельной турецкой территории. Ну да, недоступна гражданам Армении. Но — отдать полжизни?.. Понятно, что это риторика, фигура речи. Но за ней — неутихающая вражда… болезненная память о геноциде 1915 года…
А в мае того же 79-го летим на выездное заседание совета в Новосибирск. Летим почти в том же составе, что и в Ереван, только без Подольного, но зато — с калининградским писателем Сергеем Снеговым.
Это имя мне знакомо довольно давно. Еще мы жили в Баку тогда — однажды Лукодьянов сказал: «Ну надо же! Появился писатель, которому лень придумать свое название книги, — взял у Уэллса: „Люди как боги“. Это же нахальство!» И он протянул мне сборник фантастики, вышедший в Ленинграде, в котором была напечатана первая часть романа Снегова. Потом я прочел этот роман целиком. Он поразил мощью фантазии, своей, так сказать, энергетикой — она была сродни энергетике ефремовской «Туманности Андромеды». Не берусь судить, насколько оправдан «заем» у Уэллса названия романа. Но снеговские герои — люди XXV века — и впрямь обладают могуществом богов. Они умеют управлять земной осью — так ориентировать Землю в пространстве, что смягчились различия в климате разных широт. Они заселили другие планеты. Даже на суровом Плутоне расцвели сады: там зажжены искусственные солнца, работают заводы синтетической атмосферы («Над заводом гремели ветры — три тысячи тонн изготовленного воздуха ежесекундно вгонялись в атмосферу»). На верфях Плутона строят галактические крейсеры, отсюда и начинается необычайное космическое путешествие адмирала Эли и его спутников. Сильно написано их столкновение с агрессивной цивилизацией Разрушителей, «зловредов». В споре с Эли Верховный разрушитель утверждает, что единственная задача разумного сообщества — сеять всюду хаос; примитивизация, искусственность — важнее естественности… Естественно, всей своей мощью человеческий разум обрушивается на «зловредов»…
Не стану пересказывать содержание известного романа.
Когда мы познакомились в Новосибирске, Сергею Александровичу было под 70, но он вовсе не выглядел стариком. Плотная прямая фигура, лысоватый череп, лицо гладкое, без морщин, приветливая улыбка и — молодые внимательные глаза. Я спросил, согласен ли он с тем, что его «Людей как богов» называют космической оперой.
— Нет, — сказал Снегов, улыбаясь. — Это не опера, а утопия в чистом виде. Такое будущее, в котором мне хотелось бы жить. Я взял название уэллсовского романа не для того, чтобы соревноваться с ним. Тут философский смысл. В природе человека, в самом возникновении разума заложено нечто божественное. Разве не так? Разум человека изначально созидателен. Вот мои герои и вступают в схватку с энтропией, персонифицированной Разрушителями…